Федерико Феллини - [82]

— В какой стадии находится проект?

— Я заключил соглашение с Ибрагимом Муссой, Овидио Ассонитисом, «Сони», «Колумбией», «Тобис» в Германии, с «Антенн-2» во Франции, однако трудности усугубились и наше соглашение оказалось похороненным. И тут появился продюсер Лео Пескароло, с которым проект вновь ожил; Антонелло Геленг, сын Ринальдо, в настоящее время готовит декорации, а Милленотти — костюмы, но у меня возникли проблемы со здоровьем, и мне необходимо будет подвергнуться хирургической операции. Если все пройдет хорошо, поговорим об этом летом.

1990–1992

1993 ГОД: ПОСЛЕДНИЙ «ОСКАР»

Костантини: Ты доволен? Тебе никогда еще так не аплодировали, это был триумф.

Феллини: Мне было трудно, учитывая состояние моего здоровья, лететь в Лос-Анджелес: голова у меня кружится, меня качает, мозговой артроз не дает мне передышки. К реальной болезни добавляется еще и мнительность: чем больше я думаю о том, чтобы не упасть, тем сильнее у меня ощущение, будто я падаю, во всяком случае, мне так кажется. Репетиция церемонии была очень утомительная: Софи, Марчелло и я, все мы были похожи на дебютантов. А прежде я поехал в резиденцию директоров американской гильдии на бульвар Сансет, где было объявлено об учреждении премии Джона Хьюстона; но я даже не смог войти в зал: меня ноги не держали.

— Однако во время церемонии ты выглядел в полном порядке.

— Я сделал неимоверное усилие, чтобы выглядеть нормально и иметь возможность сказать несколько слов. Но что я мог сказать за эти чуть ли не тридцать секунд? Даже если бы я и был на это способен, мне не довелось бы сказать каких-то незабываемых слов, которые смогли бы передать мою благодарность за присуждение этого пятого «Оскара», на этот раз за все мое творчество. Вручение «Оскара» превосходно организовано: церемония соответствует времени, ритму, всем прочим атрибутам спектакля; это спектакль в спектакле, посвященный тем, кто устраивает спектакли. Если бы церемония не была так строго подчинена заданному ритму, возможно, я смог бы сказать умную, вдохновенную, приятную, свободную и эмоциональную, одним словом, «феллиниевскую» речь. Я смог бы одолеть боязнь не соответствовать представлению, которое американцы составили обо мне и как о кинорежиссере, и как о человеке. Но церемония этого не позволяет: все рассчитано по секундам, как в эпизодах фильма.

— Эта боязнь ни в чем не проявилась: напротив, ты казался чрезвычайно уверенным в себе.

— Если бы мне пришлось подсказывать актеру или актрисе, к примеру Марчелло Мастроянни или Софи Лорен, как себя вести, какую принять позу, какие слова говорить, я, возможно, почувствовал бы себя в своей тарелке. Но в данном случае я был актером, то есть я был одновременно и актером и режиссером. Не так-то просто управлять собой, это требует раздвоения личности.

— Но тебе уже приходилось это делать в «Интервью», и ты сыграл в «Чуде» Росселлини и «Алексе в Стране чудес» Мазурски.

— Перед камерой, в окружении немногочисленной киногруппы, но не перед публикой в Павильоне Дороти Чандлер и не перед кинооператорами со всего мира.

— Но ты прекрасно с этим справился.

— Если я не смогу найти работу как режиссер, я всегда могу стать актером.

— Слезы Джульетты не были для тебя неожиданностью?

— Да, этого можно было ожидать. Она очень эмоциональна. Я ей сказал: «Перестань плакать», — интуитивно, она была слишком далеко от сцены, я не мог видеть ее слез. Я знаю ее лучше, чем самого себя. Мы вместе уже почти полвека. Публика, которая собралась в Павильоне Дороти Чандлер, была растрогана. Джульетта гораздо более популярна и любима, чем я.

— В самом деле, когда вы появились в Павильоне, ее гораздо плотнее, чем тебя и Мастроянни, окружили газетные репортеры и теле- и кинооператоры.

— Да, я это заметил. Это было безумное зрелище. Я, который снял «Сладкую жизнь», никогда не видел ничего подобного: более двух тысяч фото-, теле- и кинорепортеров набрасывались на знаменитостей, которые шествовали по проходу, в то время как небо было освещено вращающимися прожекторами и огнями вертолетов, которые вели наблюдение за тем, что происходит внизу. Джульетта была также в большом восторге от самого театра. Радушие, с которым ее встречали, напомнило мне, как публика приветствовала Джульетту, когда мы привезли в Лос-Анджелес «Дорогу». Повсюду аплодисменты сопровождали Джульетту-Джельсомину, которую многие принимали за мальчишку, за клоуна. Мало того что Джульетта — великая комедийная актриса, она еще и звезда; во всяком случае, она чувствует себя на публике гораздо естественнее, чем я. Мне не удается избежать чувства неловкости, когда приходится участвовать в светских мероприятиях, гала-премьерах. В официальных церемониях вручения призов, в то время как Джульетта всегда ведет себя непринужденно. Она посещает «Опера», часто бывает на телевидении, в том числе как посол доброй воли ЮНИСЕФ, организации, занимающейся проблемами детей всего мира.

— Известность, успех тебе ведь тоже нравятся.

— Я никогда не делал вид, что это не так. Успех — это существенная поддержка для режиссеров и актеров, которые работают для публики. Известность мне нравится, но я ее не ищу. Я предпочел бы, чтобы мои фильмы были известны, а не я. Прежде режиссеров-постановщиков затмевали звезды, сегодня это не так. Сегодня истинными звездами стали создатели фильмов. Что касается Джульетты, то она известна ничуть не меньше, чем фильмы с ее участием, такие как «Дорога», «Ночи Кабирии», «Джульетта и духи», «Джинджер и Фред».