Федералист - [5]

Слов нет, создатели “Федералиста” прославляют “просвещенных государственных мужей” (“Федералист” № 10), признают, что “есть, конечно, люди, которых нельзя ни нажимом, ни подачками склонить к отказу от выполнения своего долга”, однако “эта суровая добродетель – достояние очень немногих...” (“Федералист” № 73). Их бы при всей малочисленности, как подсказывает вся логика “Федералиста”, в правители республики! При ближайшем рассмотрении оказывается, что дело много сложнее.

Профессор Пэнгл убежденно заключает: “Вероятно, в статье 72 Гамильтон самым откровенным образом обнародовал заветные мысли Публия о месте моральных ценностей в сердце человека, когда в чистейшем духе Макиавелли толковал о “любви к славе”, “всепоглощающей страсти благороднейших умов”. Благороднейшие люди – те, кто, предполагается, лучше понимают моральные ценности, – отнюдь не руководствуются любовью к добродетели. Учитывая, что таких людей мало, и сомневаясь в их чистоте, “федералист” полагается на будущее – в разумном государственном устройстве меньше доверяют высшим моральным качествам лидеров, а больше самой системе, при которой сталкиваются соперничающие эгоистические страсти руководителей: “Каждая политическая конституция имеет своей целью – или должна иметь своей целью – прежде всего приобрести в правители таких людей, которые, обладая высокой мудростью, понимают, в чем состоит всеобщее благо, и, обладая высокой добродетелью, способны добиваться его, а также, во-вторых, принять все действенные меры, дабы они не утратили своей добродетели в течение того срока, пока будут исполнять доверенные им обязанности” (“Федералист” № 57).

И следовательно: [c.15] “Честолюбию должно противостоять честолюбие... пожалуй, подобные манёвры, к которым приходится прибегать, дабы помешать злоупотреблениям властью, не красят человеческую природу. Но разве сама необходимость в правлении красит человеческую природу?.. Эту игру на противоположных и соперничающих интересах, за недостатком лучших побуждений, можно проследить на всей системе человеческих взаимоотношений...” (“Федералист” № 51)”.

Во вновь создаваемой американской системе были решительно исключены моральные стимулы. Дарование сословных привилегий, в первую очередь дворянских титулов, не допускалось. Когда престарелый Б. Франклин, восхитившись чертежами возводимого здания американской государственности, попытался предложить на конституционном конвенте 2 июня 1787 года в виде вознаграждения занятым в сфере исполнительной власти не жалованье, а почет, – предложение провалили. Аналогичная судьба постигла настойчивые усилия Дж. Масона 20 августа и 13 сентября предоставить конгрессу право вводить законы против роскоши.

Конечный вывод профессора Пэнгла: “Можно представить себе, какие бы вопросы могли бы быть заданы отцам-основателям Платоном, Аристотелем, Цицероном и даже Плутархом: "Вы клянетесь в высшей приверженности к какому-то варианту, пусть разжиженному и урезанному в том, что мы называли “добродетелями”, но разве в устанавливаемом новом порядке должным образом претворяется в жизнь даже этот измененный вариант? Может ли культивироваться добродетель в любой форме режимом, рассматривающим ее средством, но не целью, и не станет ли она угасать при таком использовании?"”8

Вопрос, конечно, риторический, но помещен, как и сопутствующие рассуждения Пэнгла, на страницах официального американского издания. [c.16]

* * *

Во главе угла философии “Федералиста”, конечно, забота об упрочении и умножении частной собственности. Взгляните хотя бы на статьи 7, 37, 44, 85. В 1787 году победившие в Войне за независимость возвращались к изначальной формулировке естественных прав Дж. Локка – “жизнь, свобода и собственность”,– которая в Декларации независимости 4 июля 1776 года приобрела под пером Т. Джефферсона такой вид: “жизнь, свобода и стремление к счастью”. Почему? Проницательный и по-женски тонкий биограф Джефферсона Ф. Броди заметила: “Ученые настолько увлеклись доказательствами того, что джефферсоновский термин “стремление к счастью” был общепринятой идеей в XVIII веке, что некоторые из них проглядели – измененное положение Локка “жизнь, свобода и собственность” изменяло все направления революционного мышления”9. Поднимало на борьбу решительно всех, не только имущих.

Теперь, когда возобладавшие над метрополией закладывали в условия мира краеугольный камень своей государственности, отождествляя свободу с собственностью, Т. Джефферсон в частном письме рекомендовал труд Локка, выполнившего “посильное дело”, и добавил: “Спускаясь с высот теории к практике, лучшей книги, чем “Федералист”, не сыскать”10. Поборники эгалитарных доктрин, естественно, обрушиваются на гимн собственности, чем и является, помимо прочего, “Федералист”, и на написавших его. Причины многообразны и для нас порой не очень внятны, ибо невольно по российской интеллектуальной традиции экстраполируется опыт отечественный на американский. В большой степени прав В. В. Розанов, утверждавший в “Уединенном”: “В России вся собственность выросла из “выпросил”, или “подарил”, или кого-нибудь “обобрал”.