Фазиль. Опыт художественной биографии - [23]

М. Г.: К Шукшину у земляков все претензии в прошлом. Потому как, подобно Джойсу, он уже долгие годы «кормит» своих односельчан в легендарных Сростках. Именно здесь — на родине Шукшина — останавливаются все автомобили и автобусы по дороге в Горный Алтай. А это в летние дни — сотни ежедневно. Базар здесь — самый оживленный по всему немаленькому Чуйскому тракту, обороты в сезон — миллионные!..

Вот много и давно говорится о создании парка Искандера, о строительстве нового — туристического — Чегема, но вопрос в том, насколько это неожиданное возвращение несуществующего села было бы корректным по отношению к автору. Ну, да это дело неблизкого будущего. Чегем живет в творениях автора, который смог в детстве прочитать множество книг, чтобы создать из реального Чегема Чегем воображаемый… Такой узелок.

Е. П.: И меня, и вас трудно заподозрить в любви к советской власти, но тогда ведь действительно существовал культ чтения. Я до сих пор помню эти роскошные детские издания: «Дети капитана Гранта», «Пятнадцатилетний капитан», «Всадник без головы», «Хижина дяди Тома», «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна»… И это Сибирь, Красноярск, далеко от Сухума, — а книги, считай, те же. И они доступны, они существуют…

Русских детских книжек, изданных при Советах, почему-то не помню. Разве что Гайдар, «Голова профессора Доуэля» Беляева, «Швамбрания», «Мордовские сказки» да еще «Тема и Жучка» Гарина-Михайловского. Гегеля и Шекспира, правда, в отличие от Фазиля, не читал. А у вас какое чтение было в детстве? Вы-то ведь меня моложе на двадцать два года, а Фазиля, получается, на целых тридцать девять.

М. Г.: Да, я 1968 года рождения, Фазилю Абдуловичу в том году было тридцать девять. Между тем и в моем детстве был город Барнаул, где я жил, и алтайская деревня Лесное, куда меня отправляли на лето к бабушке Анне Федоровне. А там — россыпь разрозненных томов в деревенской библиотеке, изданных еще до войны или сразу после. Классика вперемешку с приключенческим жанром. Эти издания и Фазиль в детстве мог читать.

Е. П.: И это тоже общее место для небогатых семей. Летом детей отправляли в деревню. На месяц, а то и до школы. Жизнь была устроена совсем не так, как сейчас, и у всех в деревне были какие-нибудь двоюродные бабушки, тетки. И в этом смысле высокогорный Чегем ничем не отличался от таежной деревни Сухая Емельяновского района Красноярского края, куда меня, обеспечив продуктами, родители отправляли на лето к бабе Насте, имевшей корову и сеновал. Я тоже все эти каникулы до деталей помню. Речка Кача, тогда еще чистая, шанежки по утрам… Колхоз. Игра в «ремешки». Чтение. Грибы. Ягоды. Сено косить на лесной полянке… Но это так называемая провинция. Не знаю, как это было в Москве. Там, наверное, дачи снимали — откуда москвичам близких деревенских родственников набраться? Впрочем, и Фазиль этого не знал.

М. Г.: Корни москвичей и питерцев, даже если не брать нас, понаехавших, тоже там — в провинции, в деревне. Потому и им понятно, дорого, что́ писал Искандер о своем деревенско-городском детстве. А кстати, Фазиль ведь поступать в Москву приехал в 1947 году, сразу после окончания школы. Так вот вопрос — если Фазиль поступил в школу ШЕСТИ ЛЕТ, то почему он окончил ее только когда ему уже исполнилось ВОСЕМНАДЦАТЬ?

Е. П.: Тогда в Сухуме, как и во всех союзных республиках (напомним, Абхазия была в составе Грузии), школьники учились одиннадцать лет. А вот в России только десять. К тому же Фазиль год пропустил из-за войны. И еще: он пишет в автобиографии, приложенной к «Делу», которое я лично обнаружил в архивах Литинститута (и материалы которого мы публикуем впервые), что учился в ТРЕХ сухумских школах. Номер 1, номер 2 и номер 4.

М. Г.: Вот еще одно отличие от созданного Искандером мира Мухуса: в рассказах о Чике речь идет об одной, так сказать, обобщенной, художественно осмысленной школе. И всё детство Фазиля мы видим также художественно переосмысленным. Это я из раза в раз повторяю самому себе, потому что велик соблазн увлечься именно той версией, которая содержится в искандеровской прозе!

Е. П.: О художественном осмыслении детства скажу вот что. Мне в «метрОпольские» годы удалось на каком-то закрытом показе «для интеллигенции» посмотреть фильм Федерико Феллини «Амаркорд», и я взялся пересказывать то, что увидел, Фазилю. Тогда эту ленту «наши» еще не купили, и Фазиль страшно завидовал мне. Он обожал Феллини, как и все мы. А я вот сейчас запоздало удивляюсь: почему никакому киноведу не пришло в голову сравнить «Амаркорд» и раннюю прозу Фазиля? Между прочим, Феллини старше Искандера всего лишь на девять лет, практически это одно поколение. Меня мысль об их близости еще тогда осенила — когда я рассказывал Фазилю о сумасшедшем феллиниевском дядюшке Тео, которого в «Амаркорде» родственники взяли из дурдома на пикник, а он с криком «Хочу женщину» залез на дерево и решительно отказывался слезть, пока ему эту женщину не приведут. «Вылитый твой дядя Коля из Сухуми этот Тео», — сказал я тогда Фазилю, удивившись этому СОВПАДЕНИЮ МИРООЩУЩЕНИЙ. Фазиль меня внимательно слушал, но ничего мне тогда не ответил. До фильмов по его прозе было еще далеко.