Файл №208. Одно дыхание - [3]

— …оживить ее, — закончила Маргарет бесцветным голосом.

Повинуясь знаку Ахава, Скалли изменила ход вельбота и сейчас шла наперерез Стаббу. Когда вельботы сблизились, Стабб окликнул старшего помощника:

— Мистер Старбак! Эхом, справа па вельботе!!! Хочу сказать вам что-то, сэр, если вы позволите!

— Хэлло… — отозвалась точно окаменевшая Скалли, ни на дюйм не повернув головы и продолжая шепотом настойчиво подбадривать своих гребцов.

— Что вы скажете об этих костяных молодчиках, сэр?

— Как-то пробрались на борт перед отплытием, наверное. «Сильней, сильней, ребята», — шепотом свой команде, а потом снова во весь голос: Дурное это дело, мистер Стабб. «Больше пены, дети мои!» Но вы не тревожьтесь, мистер Стабб, все к лучшему. Пусть ваши ребята дружнее налягут на весла, и будь что будет. «Рывок, еще рывок!» Вам надо поменьше думать о вере, мистер Стабб, и больше доверять современной науке. В любой психушке вас с распростертыми объятиями примут. Что это вообще за выражение: «Я хочу верить?» Хотите — верьте. Кто вам мешает?

— Да, сэр, я порой и сам так думаю, — качал свой монолог Стабб, когда лодки уже расходились. — Как взглянул на этих костяных малышей, так с тех пор и думаю, остановиться не могу. Да-да-да… Вот почему он отказывался спускаться в трюм. И радиоактивные отходы тут ни при чем.

Пончик давно обо всем знал, а если не знал, то догадывался, Они были там спрятаны.

Эти костяные шалуны. Все дело в Белом Ките, и поэтому Ахав так тщательно хранит свои тайны. Но любая секретность должна иметь свои пределы, потому что в противном случае просто-напросто нельзя определить, где засекреченная истина, а где заведомая ложь. Да, сотни тысяч леммингов не могут ошибаться, это так, но зачем же превращать честные поиски истины в поединок со злом?..

Даже в коридоре было слышно, как не в такт шипят и ухают искусственные легкие — в зале реанимации лежало человек пять. Негромко переговаривались медсестры. Кто-то смеялся.

Молдср отдернул пластиковую занавеску, благодаря которой создавалась иллюзия, что у Скалли есть собственное помещение, отдельная палата. И обнаружил в этой палате чужого.

Вернее, чужую — молодую, красивую, смутно знакомую женщину, с пышными волосами, небрежно собранными в узел. Закрыв глаза, она держала над телом Скалли длинную цепочку, на которой покачивался крупный прозрачный кристалл. Лицо ее было сосредоточенным — словно она прислушивалась к чему-то очень далекому и тихому. И очень важному — поскольку на вторжение Молдера она отреагировала далеко не сразу.

— Оказывается, вас нельзя называть Фоксом, — улыбнулась она и открыла глаза.

— Кто вам это сказал? — голос Молдера трудно было назвать дружелюбным.

— Дэйна. Вот только что.

— Выходит, с вами она разговаривает?

— Конечно. Неужели вы не слышите?

— Почему же тогда энцефалограмма ничего не показывает?

Незнакомка заулыбалась так, словно ее рассмешил лепет маленького мальчика.

— Там нет электродов, которые снимают биотоки с души.

Молдер не нашелся, что сказать. А она наклонилась немножко вбок, заглядывая ему за спину, и сказала: — Привет, ма.

Молдер оглянулся. В ту же секунду в палате появилась Маргарет.

— Хорошо, что ты приехала, Мелисса.

Конечно же, Мелисса, сообразил Молдер, младшая сестра. И ведь похожа, очень похожа…

— Дэйна сейчас перед выбором — вернуться или уйти навсегда, — сказала Мелисса, обращаясь в пространство.

Маргарет молча покивала головой, повернулась и медленно вышла. Молдер остался стоять, чувствуя себя полным идиотом.

В последнее время он не выносил экстрасенсов. И духи у нее были резкие, с приторным восточным привкусом. Когда она потянулась, чтобы взять его руку, он не отшатнулся.

— Попробуй. Ты должен почувствовать. Вот здесь.

Она заставила его вытянуть руку так, чтобы раскрытая ладонь оказалась над солнечным сплетением Дэйны. И сама стала делать легкие нежные движения, словно поглаживала воздух.

Ничего там не было. Ни тепла, ни покалывания в пальцах, ни прикосновения. Ничего. Черный пузырь дыхательного аппарата с астматическим свистом вздымался и опадал, вздымался и опадал.

Вздымался и опадал…

…опадал, как Солнечный лист, лениво и бессильно, раздвигая соленый воздух глупого сна, касался воды и пил, пил, пил ее, глотая гулко и жадно, а по черной воде расходились медленные тугие маслянистые, круги и на этих кругах искажался свет и дробились тени, и вельбот покачивало — вправо и влево, вправо и влево, и шкот напрягался и дергался, сбрасывая тягучие капли, они плыли в воздухе и пропадали, распыляясь в еще меньшие, а те — в еще и еще, и делался туман, а за туманом на корабле стояли трое, и двоих она смутно помнила, а кто был третьим? — плотная низенькая женщина в белом халате — медсестра? — неважно, неважно… они стояли и смотрели на нее, неподвижные, словно застывшие в светлом янтаре мгновения…

— Эй, Старбак!

— Здесь, сэр! — отозвалась Скалли.

— Всю команду на шканцы!

— Да, сэр! — и про себя, тихо: — Спаси меня, Господь. Спаси нас всех, Господь…

— Ее здесь нет, — буркнул Молдер.

— Ты не прав, — сказала Мелисса терпеливо. — Просто твой гнев и страх закрывают тебе путь; Вот и все.

— Чушь.