Фаворитки. Соперницы из Версаля - [132]

Нет сил произнести имя вслух. Он держит ребенка – очаровательную крошку, видеть которую у меня нет ни малейшего желания, – в одном из домиков любви (их уже стало несколько). Заботится о ней и растит до того дня, когда сможет стать ее любовником. Говорят, он часто ее навещает, и дитя порой бросает в него своих кукол, а короля называет старым и противным. Эти дерзости очень забавляют Его Величество, король в восторге от своего нового приобретения и сладостного ожидания того дня, когда он сможет сорвать едва распустившийся цветок.

– Да, мадам, малышка Луизетта вполне здорова. – У Лебеля имеется талант в наиболее неловких местах разговора переходить на самый обыденный тон. – Она постепенно привыкает к своему окружению, к Его Величеству. Это очень живая крохотная дикарка, и король… э… кажется, весьма этому рад. Недавно она попросила новую куклу и игрушечную карету.

Я закрыла глаза и вспомнила о своей оплошности, когда много лет назад заговорила об игрушках. Стало быть, я не ошиблась – пришло и такое время. Или, может быть, это все – сплошные ошибки: особняки, шлюхи, бесконечный поток юных любовниц, дети?

– Конечно, купите ей то, что она просит, – устало говорю я.

«Бедная девочка», – промелькнула у меня короткая мысль, и я тут же прогнала ее прочь. Она сумеет преуспеть в этой жизни. Незачем растрачивать сочувствие на тех, кто не голоден и не умирает. Я разрешаю Лебелю удалиться, а после его ухода опускаю голову на прохладный мрамор письменного стола. У меня такое ощущение, что я запачкалась, хотя перед обедней я приняла ванну.

Простит ли Господь мне эти грехи?

От Франсуазы, вдовствующей герцогини де Бранка,

Замок Шато де Шуази, Шуази,

28 апреля 1763 года

Милая Жанна,

шлю тебе привет из Шуази. Мы прибыли вчера, и Дочери Франции устраиваются здесь на неделю. Очень огорчительно было видеть на пути к дворцу нищету и страдания. У меня разболелась голова от громких криков и рыданий. Какие глупые люди! Им бы радоваться, что война закончилась, а они все жалуются на свои несчастья. Мадам Виктория, которую ничто не излечит от глупости, услышала из толпы жалобы о том, что у народа нет хлеба. Она предложила накормить их корочками от пирогов: она же эти корочки не выносит и всегда их обламывает.

Грустно было узнать о том, как сильно Его Величество опечален условиями мирного договора. Ему нужно напомнить, что толку от колоний нам не было никакого (правда, с потерей Сенегала придется искать новый источник воска, иначе так и будем ходить с потрескавшимися губами). Напомни ему, что сказал Вольтер о Новой Франции[34]: одни только медведи, бобры да дикари. Более справедливых слов никто не сказал – вспомни хотя бы тот ужас, который рассказывали о графе де Форкалькье и его шляпе из бобровых скальпов!

Сегодня утром я встретила здесь Кенэ (у мадам Луизы снова разболелся зуб). Он, как никогда прежде, обеспокоен твоим здоровьем. Тебе просто необходимо найти возможность вести в Версале более спокойную жизнь. Удалиться в монастырь или в твой новый домик в Менаре – это не выход. Пока жив король, твое место рядом с ним, и ты это знаешь. Без тебя же он рассыплется по крошке, как корочка от пирога, которую так не любит мадам Виктория.

Увидимся через неделю.

Франни

Глава шестьдесят седьмая

Война, тянувшаяся семь долгих лет, закончилась. Прошлой ночью мне снилось, что Луи поскакал на войну, как делал в дни молодости, вернулся с победой и толпы подданных приветствовали его со слезами на глазах от восторга.

Проснулась я опустошенной. Что за фантазии! Сомневаюсь, что его когда-нибудь снова будут приветствовать.

Франция опустилась ниже некуда. И колонии, и престиж утрачены – похоже, навсегда. Финансы разорены, много десятилетий понадобится, чтобы расплатиться с долгами, накопившимися в ходе дорогостоящих баталий.

У меня такое чувство, будто бы в этой войне по-своему отразились те бесконечные битвы, которые я веду при дворе. Ведь я только и делала, что сражалась снова и снова. Со стороны могут сказать, что я победила в этой борьбе, да только что я выиграла на самом деле?

– Поздоровайся с Лавандой!

Я глажу мягкую белую шерстку, восхищаюсь маленьким серым ошейником, унизанным жемчужинами.

– Она восхитительна, и цепочка такая красивая.

– Ты заметила, что цепочка сделана в пару моему браслету?

Мири вытягивает пухлую руку, белую, как сливки, отгибает кружева и показывает браслет на запястье, тоже украшенный жемчугом. Крольчиху она опускает на пол, и та скачет к Николь в надежде, что ей перепадет пучок сельдерея или симпатичная морковка. Мири же, облокотившись о камин, разглядывает моих рыбок.

– Сюда, случайно, не добавилась буква «Р»? – спрашивает она с проказливой усмешкой, намекая на мадемуазель де Роман.

Я отрицательно качаю головой, смущенная, как и всегда, когда Мири заговаривает о моем маленьком секрете. Очень мало кто знает этот секрет, но Мири очень наблюдательна и сообразительна, она быстро разобралась, что к чему.

– Пока нет, хотя гранат для нее уже готов. Ждать недолго: говорят, она потребовала еще две кареты, а ты ведь знаешь, что король терпеть не может, когда от него что-нибудь требуют.