Фаворитка Наполеона - [6]

Но открыть все это мужу было слишком трудно. Он был так далеко, где найти теперь маленький отряд Камбронна? На это не хватило бы времени, да и мужества также. Кроме того, Алиса не могла решиться убить доверие к себе мужа. Что, если он не простит, если он разлюбит ее? Эта мысль пугала Алису. Молчать же дальше она тоже не могла: тайна рвалась наружу, душила ее. Несчастная женщина говорила себе, что, открыв душу, она будет иметь возможность, уже не краснея, не страдая, идти своей жизненной дорогой, ожидая прощения и заслуживая сострадания.

Но сделать то, что было выше ее сил, Алиса не могла. Она готова была сознаться пред целым светом в своей подлости, в своих изменах, но ее муж не должен был знать это. Для него она хотела остаться чистой, достойной уважения и любви.

Она остановилась на одной мысли, уже давно созревавшей в ее сознании: открыть все герцогине Лефевр, и действительно бросилась в ее объятия, со слезами рассказала ей свою тайну. Та, ошеломленная сначала, не могла потом, по старой привычке, удержаться от невольного восклицания:

– Черт побери, однако, милейшая, как у тебя хватило духа обмануть Анрио, такого чудного мужа, да еще с такой канальей, как Мобрейль! – Но потом она смягчилась и почти матерински ласково стала расспрашивать. – Ну, расскажи же, малютка, как этот мошенник поймал тебя в свои сети?

Алиса, рыдая, рассказала всю историю преступной слабости, потом своего раскаяния и страданий. Когда же она дошла до описания измены, к которой ее вынудил Мобрейль, до похищения письма императора, герцогиня воскликнула:

– Несчастная! Лучше бы ты еще десять раз обманула своего мужа, чем хотя на мгновение – императора! Ведь ты оказала огромнейшую услугу этим русским, пруссакам, негодная ты женщина!

Затем герцогиня встала и, обняв ее, сказала:

– Дочь моя, нельзя терять ни минуты! Твое раскаяние и великая услуга, которую ты оказываешь теперь императору, заслуживают тебе прощение и прежнюю любовь; ведь дело императора далеко еще не так плохо, как надеются роялисты и как думают союзники. Твой славный муж на узнает ничего, все, что ты открыла мне, погребено здесь, в моей груди. Люби же сильнее бедного Анрио; ты должна в будущем быть ему безупречной женою, нежной и любящей, как будто образ другого человека никогда не вставал между вами. Но займемся теперь другим. Нельзя допустить убийство императора. Как бы нам помешать этому него дяю Мобрейлю добраться до Наполеона? Не придумаем ли мы чего-нибудь?

– Я думаю, надо предупредить графиню Валевскую.

– Это верно! Пусть она бережет, как только может своего ребенка, из которого хотят сделать приманку, чтобы обмануть императора. Ты права! Пойдем к графине.

Одевшись наскоро, герцогиня повезла Алису в дом на Вандомской площади, где жила Валевская.

Когда они садились в карету, герцогиня заметила верного ла Виолетта в ложе привратника и спросила его, что он там делает.

– Я здесь на сторожевом посту, герцогиня, – ответила Виолетт, – кругом бродят подозрительные личности. Я не желал бы, чтобы кто-нибудь из этих пруссаков или плутов с белыми кокардами осмелился оказать неуважение дому маршала империи. Вот я и караулю. Нашего часового от нас взяли, но я сменил его и не советую никому соваться сюда.

– Успокойся, ла Виолетт! Пойдем-ка лучше к графине?! Ведь дело идет о важной услуге императору.

– О, тогда с радостью, герцогиня. – И бывший тамбуру мажор вскочил с живостью молодого человека на козлы кареты, а последняя быстро доставила обеих дам к жилищу графини Валевской.

В продолжение беседы ла Виолетт оставался в передней, недоверчиво и злобно наблюдая за дверью, за проходящими и проезжавшими. Этот старый ворчун не особенно доверял покровительству союзников. Он считал, что маршал Лефевр поручил ему свою жену, пока находился в Фонтенбло с императором, и старательно исполнял роль сторожевой собаки.

Ла Виолетт очень удивился, когда дверь комнаты графини, куда вошли герцогиня и Алиса, приоткрылась и его позвали туда. Его, простого солдата, чье место было в передней, у порога, позвали в зал! Что могла значить эта честь теперь, в такую минуту? Конечно, ничего хорошего. Если такое равенство возникает между слугой и господами, должно быть, им грозит какая-нибудь большая опасность.

рассуждая так, несколько раздраженно ла Виолетт, надувшись, как бы боясь стукнуться в дверях, вошел в зал. Со своей дубинкой, которую он держал на караул, как ружье перед офицером, с маленькой бородкой на костлявом лице, со своими неловкими движениями он показался графине смешным.

– Он похож на Дон Кихота, – шепнула Валевская на ухо Сан-Жень.

– Он храбр не менее этого героя ветряных мельниц, но гораздо разумнее его, когда дело касается императора или маршала. На него можно положиться, как на каменную стену, и ему я хочу поручить охрану вашего ребенка, а вместе с ним и того, кому предстоит столько опасностей на пути в изгнание.

Затем герцогиня быстро посвятила ла Виолетта в положение дел и сообщила, чего она ждет от его преданности и мужества.

Прежде всего надо было позаботиться о безопасности ребенка, потом предупредить Наполеона об опасности, догнать его и сопровождать, охраняя его особу, отвращая от его груди кинжал убийцы.