Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад - [42]

Д ь я в о л: Верь мне, насмешник, если бы люди владели магической силой, извлеченной тобой из тьмы, они быстро опустошили бы ад и ты встретил бы на земле больше дьяволов, чем в вашем календаре числится святых, и больше, чем у ваших тиранов имеется солдат, которых они содержат, чтобы притеснять вас. Увы! Печальна судьба дьявола, вынужденного исполнять сумасбродные желания умного человека! Но что сталось бы с нами, если бы любой негодяй научился вызывать нас из преисподней?

Последнее замечание дьявола, вероятно, дало бы мыслям Фауста иное направление, если бы неожиданное происшествие не прервало их разговора. В камеру вошли шесть стражников, державших потайные фонари, а за ними следовали два палача с большими порожними мешками. Фауст осведомился, что им нужно. Начальник ответил, что он просит Фауста и дьявола влезть в мешки, как этого требует полученный им приказ, после чего он мешки завяжет и бросит в ближайшую реку. Дьявол громко расхохотался и сказал:

— Видишь, Фауст, государь хочет излечить тебя от твоего добродетельного энтузиазма, который ты сегодня с такой горячностью изливал перед ним.

Фауст сердито взглянул на него и подал знак. Адский шум загудел под сводами тюрьмы, воины в ужасе пали ниц, и вихрь унес пленников из темницы.

В этот миг в душе Фауста пробудилась жажда мести, которая тотчас же надела на себя личину великого, благородного призвания. Он вдохновился мыслью отомстить угнетателям человечества. Гордость запылала в его груди, и он решил использовать силы ада, которым принадлежала его душа, чтобы творить на земле праведный суд над всеми лицемерами и злодеями.

— Отправляйся во дворец, — крикнул он дьяволу, — и задуши того, кто глумится над добродетелью. Сотри с лица земли того, кто награждает предателя и сознательно губит праведного. Отомсти ему за человечество!

Д ь я в о л: Фауст, ты предвосхищаешь месть мстителя.

Ф а у с т: Мститель спит, а праведник страдает. Я хочу, чтобы тот, кто надевает на себя маску добродетели, был уничтожен.

Д ь я в о л: Так вели мне лучше послать на землю чуму, чтобы погибло все человечество. Что станется с людьми, если ты упрямо будешь предаваться безумию? Ты только увеличишь население ада, а на земле все останется по-старому.

Ф а у с т: Злорадный дьявол, ты хочешь его спасти, чтобы он и дальше мог совершать злодеяния! Государи, подобные ему, стоят того, чтобы за них заступался ад, потому что, вознаграждая порок, они обесценивают добродетель. Он должен умереть! Трепеща, низойдет он в преисподнюю, влача на совести тяжесть своего последнего злодеяния.

Д ь я в о л: Глупец! Дьявол всегда рад убить грешника. Я говорю тебе это лишь для того, чтобы оградить себя от твоих упреков и лишить тебя возможности оправдаться. Пусть последствия этого деяния падут на тебя.

Ф а у с т: Согласен. Я положу их на чашу весов как противовес моим грехам. Иди и убей его! Будь стрелой моего мщения! А временщика схвати и брось в раскаленные бесплодные пески жаркой Ливии, чтобы он погиб там медленной, мучительной смертью.

Д ь я в о л: Я повинуюсь, Фауст. Но подумай, отважный, что ты не призван быть судьей.

Ф а у с т: Знаю, что я — самое жалкое существо на земле. Но не в этот миг!

Д ь я в о л: Тобою движут оскорбленное самолюбие и неожиданное разочарование в человеке, которого ты представлял себе иным.

Ф а у с т: Болтун! Во мне говорит еще безумие моей юности, которое часто вызывало у меня желание совершить убийство, как только я оказывался свидетелем дурного поступка. Если бы я мог спокойно видеть и терпеть людскую несправедливость, разве я стал бы вызывать тебя из глубин ада? Ступай и выполни мою волю!

Приняв свой страшный, дьявольский облик, Левиафан появился у ложа спящего государя, разбудил его диким адским криком, и проснувшийся умер от ужаса. Потом дьявол схватил дрожавшего от страха временщика, швырнул его в горячий песок Ливийской пустыни, а затем вернулся к Фаусту и сказал: «Дело сделано!» Оба сели на крылья быстрого ветра и перелетели границы этой страны.

8

Фауст мрачно ехал на своем коне (когда границы государства остались позади, они переменили с помощью дьявольских чар способ передвижения). Последняя история все еще терзала душу Фауста. Ему было досадно, что дьявол оказался прав в своих суждениях о людях. Это горькое настроение усугублялось еще тем, что и сам он увидел людей в ином свете. Некоторое утешение приносила ему лишь мысль о том, что он отомстил лицемерам за несчастного министра. Гордость все больше овладевала его сердцем, и в конце концов он был уже готов рассматривать свой союз с дьяволом как отважный подвиг человека, пожертвовавшего своей душой во имя блага всех людей и тем превзошедшего даже героев древности, которые рисковали только своим земным существованием. Более того: они жертвовали собою ради славы, то есть действовали своекорыстно, в чем его, Фауста, учитывая ожидавшую его судьбу, никак нельзя было упрекнуть. В глазах ослепленного Фауста подвиг его стал несравним с подвигами древних героев. Поставь человека в любое положение, и можешь быть уверен, что его самолюбие найдет выход. Как видишь, читатель, оно сумело даже самый ад представить Фаусту в позлащенном виде. Исполненный гордости, он забыл о причинах, которые привели его к союзу с дьяволом, забыл о своем сластолюбии и жажде наслаждений. Сидя верхом на коне, он воображал себя рыцарем добродетели, мстителем за попранную справедливость. Этот самообман стал бальзамом для его оскорбленного духа, и он уже равнодушнее относился к мучительной мысли, что даже с помощью дьявола ему не удалось овладеть знаниями, которых он так страстно жаждал. Сердце Фауста тихо уснуло на краю адской бездны, как успокаивается сердце праведника в объятиях смерти, уносящей его в райские селения. Дьявол ехал рядом и не мешал Фаусту предаваться своим размышлениям. В каждом из этих мнимо благородных чувств дьявол видел новые основания для будущих мук и отчаяния, и его ненависть к Фаусту росла по мере того, как прояснялся и расширялся кругозор его жертвы. Он с наслаждением предвидел миг, когда все эти сияющие воздушные видения разлетятся по ветру, когда все пестрые фантастические картины окрасятся в мрачные краски ада и сердце смелого мечтателя будет испытывать такие терзания, каких не испытывало еще ни одно человеческое сердце. После долгого молчания Фауст наконец заговорил: