Фатерланд - [79]

– Не остроумно.

Он обратился к Шарлет по-английски. Марш пристально посмотрел на него:

– Что вы говорите, господин Найтингейл?

– Я говорю, штурмбаннфюрер, что собираюсь поговорить с послом Линдбергом, а посол Линдберг переговорит с Вашингтоном. И я предполагаю, что они захотят получить значительно больше доказательств, чем эти, – он швырнул фотокопии на пол, – прежде чем откроют ворота посольства человеку, который, по вашим словам, скорее всего, является простым убийцей.

– Но Лютер предлагает вам эти доказательства.

– Это вы так говорите. Но я не думаю, что Вашингтон захочет поставить под угрозу достигнутый на этой неделе прогресс в области разрядки лишь из-за ваших… предположений.

Теперь вскочила на ноги Шарли:

– Это же безумие. Если Лютер не отправится с тобой прямо в посольство, его схватят и убьют.

– Извини, Шарли, я не могу на это пойти, – уговаривал её Найтингейл. – Хватит! Не буду же я доставлять в посольство первого встречного престарелого нациста, желающего удрать. Без разрешения. Особенно при нынешней обстановке.

– Не верю своим ушам. – Приложив руки к губам, она уставилась в пол, качая головой.

– Задумайся на минутку, – почти умолял Генри. – Этот тип, Лютер, просит убежища. Немцы говорят: передайте его нам, он только что убил человека. Мы отвечаем: нет, потому что он собирается рассказать нам, что вы, ублюдки, сделали с евреями во время войны. Как это скажется на встрече в верхах? Нет, Шарли, не отворачивайся. Подумай. В среду поданные при опросе за Кеннеди голоса сразу подскочили на десять пунктов. Как, скажи, реагировать Белому дому, когда мы взвалим это на него? – Второй раз Найтингейл представил последствия и второй раз содрогнулся от одной мысли. – Черт возьми, Шарли, во что ты здесь влезла?

Американцы пререкались ещё минут десять, пока их не прервал Марш.

– Вы кое-что упускаете из виду, господин Найтингейл, – сказал он, не повышая голоса.

Найтингейл неохотно отвлекся от спора с Шарли.

– Возможно. Вы полицейский. Вам виднее.

– Мне кажется, что все мы – вы, я, гестапо – продолжаем недооценивать верного члена НСДАП партайгеноссе Лютера. Вспомните, что он сказал Шарли о встрече в девять часов: «Вы сами тоже должны быть там».

– Что из этого?

– Он предвидел, какой будет ваша реакция. Не забывайте, что он работал в министерстве иностранных дел. Зная о предстоящей встрече в верхах, он не исключает возможности, что американцы могут вышвырнуть его прямо в руки гестапо. Иначе почему в понедельник вечером он прямо из аэропорта не приехал на такси в посольство? Вот почему он хотел привлечь журналистку. Как свидетельницу. – Марш нагнулся и поднял с пола документы. – Извините меня, но я всего лишь полицейский и не разбираюсь в нравах американской прессы. Однако у Шарли уже есть материал, не так ли? У неё есть факты – о гибели Штукарта, о счете в швейцарском банке, есть эти бумаги, запись разговора с Лютером… – Он обернулся к девушке. – Если американское правительство предпочтет отказать Лютеру в убежище и выдаст его гестапо, разве такой факт не станет ещё более заманчивым для развращенных американских средств массовой информации?

– Еще как! – подтвердила Шарли.

Найтингейл снова пришел в отчаяние:

– Ладно, брось, Шарли. Все это останется между нами. Я же не сказал, что согласен с чем-нибудь из этого, – отказать в убежище, выдать… У нас в посольстве многие считают, что Кеннеди не стоит сюда ехать. Совсем не стоит. Все, – закончил он, нервно тормоша свой галстук. – Но положение, скажу вам, хуже не придумаешь.

В конце концов они договорились. Найтингейл встретится с Шарли на ступенях Большого зала без пяти девять. Если Лютер появится, они быстро сунут его в машину, которую поведет Марш. Генри выслушает рассказ Лютера и в зависимости от услышанного решит, везти ли его в посольство. Он не сообщит послу, в Вашингтон или кому-нибудь ещё о своих намерениях. Когда они уже будут на территории посольства, решение судьбы Лютера, по его выражению, перейдет к «властям более высокого ранга», но им придется действовать исходя из того, что у Шарли имеется исчерпывающий материал и она его опубликует. Шарли была уверена, что государственный департамент не осмелится выдать Лютера.

Как они будут вывозить его из Германии – вопрос другой.

– У нас есть способы, – сказал Найтингейл. – Мы и раньше имели дело с перебежчиками. Но я не стану об этом говорить. Особенно в присутствии офицера СС, каким бы надежным он ни был. – Больше всего, по его словам, дипломат беспокоился за Шарли. – На тебя будут страшно давить, чтобы заставить молчать.

– Перебьюсь.

– Не скажи. Люди Кеннеди не брезгуют ничем. Без дураков. Допустим, у Лютера действительно что-то есть. Скажем, повсюду заварилась каша – речи в конгрессе, демонстрации, редакционные статьи – и это, не забывай, в год выборов. Итак, Белый дом попадает в трудное положение из-за встречи в верхах. Что, по-твоему, они станут делать?

– Перебьюсь.

– На твою голову выльют море дерьма, Шарли. И на твоего старикашку нациста. Будут говорить: а что нового мы от него получили? Те же самые старые сказки, которые мы слышим двадцать лет, да несколько документов, возможно, сфабрикованных коммунистами. Кеннеди появится на телевидении и скажет: «Американцы, мои соотечественники, спросите себя: почему все это выплыло сейчас? В чьих интересах сорвать встречу в верхах?» – Найтингейл наклонился к ней, приблизив лицо почти вплотную. – Перво-наперво они натравят на тебя Гувера и ФБР. Шарли, ты знакома с кем-нибудь из «левых»? С еврейскими активистами? Спала с кем-то из них? Потому что как пить дать они найдут таких, кто скажет, что спала, не важно, знаешь ли ты их или нет.