Фатерланд - [42]

Кребс изобразил легкий поклон:

– Герр оберстгруппенфюрер весьма любезен.

– Нам уже какое-то время было известно о партайгеноссе Булере. Известно о его деятельности в генерал-губернаторстве. Известно о его сообщниках. К сожалению, где-то на прошлой неделе этот негодяй пронюхал, что мы напали на его след.

– И покончил с собой? – переспросил Небе. – Как и Штукарт?

– Примерно. Штукарт был законченным дегенератом. Он не только любовался красотой на холсте. Любил отведать её во плоти. Булер отбирал что ему нужно на Востоке. Назовите-ка цифры, Кребс.

– Польские власти, ведавшие музеями, в 1940 году составили секретную опись. Теперь она у нас. Только из Варшау вывезены следующие сокровища искусства: две тысячи семьсот картин европейской школы, десять тысяч семьсот картин польских художников, тысяча четыреста скульптур.

И снова Глобус:

– В данный момент здесь, в саду, мы выкапываем из-под земли некоторые из этих скульптур. Большинство из этих вещей поступило куда надо: в Музей фюрера, Музей рейхсмаршала Геринга в Каринхалле, в галереи Вены и Берлина. Но между польской описью и списками того, что мы получили, существуют огромные расхождения. Действовали они следующим образом. Будучи государственным секретарем, Булер имел ко всему неограниченный доступ. Он направлял эти вещи под охраной в министерство внутренних дел Штукарту. Все выглядело вполне законно. Штукарт организовывал их хранение или тайный вывоз из рейха. За рубежом их реализовали за валюту: драгоценности, золото – все, что можно легко и незаметно переправить.

Марш видел, что все сказанное невольно произвело впечатление на Небе. Его маленькие глазки не отрывались от сокровищ.

– Кто-нибудь ещё из высокопоставленных лиц втянут в это дело?

– Вы знакомы с бывшим заместителем государственного секретаря в министерстве иностранных дел Мартином Лютером?

– Конечно.

– Мы разыскиваем этого человека.

– Разыскиваете? Он что, исчез?

– Три дня назад он не вернулся из деловой поездки.

– Насколько я понимаю, вы уверены, что Лютер замешан в этом деле.

– Во время войны Лютер возглавлял германский отдел министерства иностранных дел.

– Помню. В министерстве он отвечал за связь с СС и с нами в крипо. – Небе повернулся к Кребсу. – Еще один фанатичный национал-социалист. Вы бы оценили его… гм!.. энтузиазм. Правда, порядочный грубиян. Между прочим, в данный момент я хотел бы официально выразить свое удивление тем, что он замешан в чем-то преступном.

Кребс достал ручку. Глобус продолжал:

– Булер похищал произведения искусства. Штукарт их получал. Положение Лютера в министерстве иностранных дел позволяло ему свободно выезжать за границу. Мы полагаем, что он тайком вывозил из рейха определенные ценности и продавал их.

– Где?

– Главным образом в Швейцарии. И в Испании. Возможно, в Венгрии.

– Когда Булер вернулся из генерал-губернаторства?

Небе поглядел на Марша, и тот ответил:

– В 1951 году.

– В 1951 году это место стало хранилищем их сокровищ.

Небе опустился на стул и стал медленно вращаться на нем, изучая поочередно каждую стену.

– Удивительно. Это, должно быть, одна из лучших частных коллекций в мире.

– Одна из лучших коллекций в руках преступника, – отрезал Глобус.

– Да-а. – Небе прикрыл глаза. – Такое количество шедевров, собранных в одном месте, притупляет чувства. Я хочу на воздух. Дайте мне руку, Марш.

Когда он поднимался, было слышно, как скрипят старые кости. Но в руку Марша он вцепился стальной хваткой.

Небе расхаживал по веранде позади виллы, опираясь на трость, – тук, тук, тук.

– Булер утопился. Штукарт застрелился. Ваше дело, Глобус, решается само собой довольно убедительно, так что не требуется такой затруднительной процедуры, как суд. Если верить статистике, шансы Лютера остаться в живых весьма невелики.

– Кстати, у герра Лютера действительно плохое сердце. Как утверждает его жена, результат нервного напряжения во время войны.

– Вы меня удивляете.

– По словам жены, ему нужен отдых, лекарства, покой – ничего этого в данный момент у него нет, где бы он ни находился.

– Это деловая поездка…

– Он должен был вернуться из Мюнхена в понедельник. Мы проверили в «Люфтганзе». В тот день среди пассажиров не было никого по фамилии Лютер.

– Может быть, бежал за границу?

– Возможно. Но сомневаюсь. Придет время, мы его выследим, где бы он ни прятался.

Тук, тук. Марш восхищался цепким умом Небе. В бытность комиссаром полиции Берлина в тридцатых годах он выпустил пособие по криминалистике. Марш вспомнил, что во вторник вечером видел его на полке у Котха в отделе дактилоскопии. Оно все ещё считалось образцовым учебником.

– А вы, Марш? – Небе остановился и повернул назад. – Что вы думаете о смерти Булера?

Неожиданно вмешался молчавший все время Йегер:

– Если позволите, мы всего лишь собирали информацию… – выпалил он волнуясь.

Небе стукнул палкой по камню.

– Вопрос адресован не вам.

Маршу зверски хотелось курить.

– У меня только предварительные замечания, – начал он и провел рукой по волосам. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Главное – не с чего начать, подумал он, а чем кончить. Глобус, сложив руки на груди, вперил в него взгляд. – Партайгеноссе Булер, – продолжал Марш, – умер между шестью часами в понедельник вечером в шестью часами следующего утра. Мы ждем протокола о вскрытии, но причиной смерти вполне определенно является утопление – легкие наполнены жидкостью. Это свидетельствует о том, что он дышал, когда попал в воду. Нам также известно от часового на дамбе, что в течение этих решающих двенадцати часов Булер не принимал никаких посетителей.