Фатальные стратегии - [63]

Никогда не следует испражняться лицом к ветру, огню, брахману, солнцу, воде, а также корове.

Надо испражняться днем, обратясь лицом к северу, ночью – обратясь лицом к югу, на рассвете и в сумерки – как днем.

Законы Ману,[129] книга IV

В кодексе Ману скрупулезно ритуализирована каждая деталь существования: театр жестокости, – каждый момент отмечен знаком необходимости, размежевания [discrimination], сакрального различия (это вовсе не социологическое различие, которое характерно для менее прочного и более банализированного порядка, где правило и церемониал находятся в состоянии беспорядка, который оставляет место для субъективных оценок, но, в сущности, этот социологический порядок совсем неинтересен) в малейшем жесте, малейшем слове, малейшем телесном выделении, малейшем из природных явлений. Все инициационно в том смысле, что все происходит лишь под знаком необходимости, неизбежности ее возникновения, все изменяется под знаком необходимости, неизбежности метаморфозы.

В этом и заключается мировой церемониал, его безупречное упорядочивание, которое является противоположностью субъективного желания и объективной случайности. Желание и случай вычеркнуты из церемониала. Это даже не метафора. В Законах Ману нет никакой метафоры, никакой риторики, никакой аллегории, никакой метафизики. И таинства тоже нет: чистый ход, чистый код церемониала, где обязанности расписаны и днем, и ночью. Язык имманентен, как ритуал: он предписывает правила, не примешивая ни диалектику, ни психологию. И даже не прибегает к поддержке или аллюзивности мифов. Он просто говорит, что надо делать, и точка. Никакой системы ценностей или интерпретации – система правил.

И вот тогда знаки приобретают наивысшую интенсивность – когда они требуют лишь чистого соблюдения. Когда они, как правила игры, подталкивают к наивысшей степени произвольности и размежевания. Не различие, которое всегда имеет смысл, а размежевание, которое является по-настоящему строгой формой маркировки и эквивалентом предопределения во времени – того, что уже есть, прежде чем произойти (а следовательно, совершенно чудесного), того, что приобретает силу знака, прежде чем приобретает смысл (а следовательно, совершенно произвольного), того, что устанавливается как цель, прежде чем быть обоснованным (и следовательно, совершенно безосновательного). Все это может показаться нам в моральном, сентиментальном и демократичном беспорядке, в котором мы живем, совершенно неоправданным и имморальным – на самом деле мы уже давно точим зуб на предопределение и размежевание, а взамен с любовью культивируем целесообразность и различие, – однако именно в предопределении и размежевании вещи и знаки излучают максимальную интенсивность, фасцинацию и удовольствие.

Процесс, который регулирует события в мире на основе возникновения чистого знака, или явления церемониального знака, даже если это катастрофический процесс, всегда будет более грандиозным и более захватывающим, чем процесс причинного развития. Процесс, который крадет нашу свободу и нашу ответственность, вовлекая нас в цикл предопределения (хотя бы в самой банальной форме «шанса»), имеет намного больше шансов соблазнить нас, чем процесс освобождения и наделения ответственностью, который, в любом случае, также не имеет оснований: вместо того, чтобы предаваться комичности свободы в борьбе со своими собственными принципами, мы предпочитаем предаваться трагичности чистой произвольности. Каждый втайне предпочитает произвольный и жестокий порядок, который не оставляет ему выбора, нежели муки свободного порядка, когда он даже не знает, чего хочет, когда он вынужден признать, что не знает, чего он хочет, ведь в первом случае он обречен на максимальную детерминацию, а во втором – на безразличие. Каждый втайне предпочитает порядок настолько строгий и настолько произвольный (или настолько нелогичный, как предопределение или церемониал) ход событий, что малейшее нарушение может обрушить всю целостность, нежели весь диалектический путь разума, где финальная логика доминирует над всеми акциденциями языка. Конечно, в глубине души мы хотим избежать судьбы, нарушить церемонию, так же как насильно нарушить любой порядок, но это насилие и само предопределено, оно вырисовывается в самой форме церемониального порядка, это не спонтанное насилие, оно создает драматургическую перипетию. Взять хотя бы эту прекрасную сцену из фильма «Адские врата», когда во время длинной чайной церемонии, которая происходит в тишине, один из рыцарей резко встает и опрокидывает чашку: все тайные конфликты находят свое выражение в этом единственном знаке, в его насилии, источник которого кроется не вне, а в самом церемониале – кажется, будто само напряжение церемониала порождает этот внезапный разрыв как его неизбежное следствие. Таким образом церемониальное насилие возникает не как нарушение, а как обострение правила, когда весь мир замирает в неопределенности от того, что прерывается игра. Такой же эффект достигается и в китайской опере, когда находящиеся в движении воины, вдруг останавливаются в самом разгаре поединка, застывают в немом пароксизме, когда сама неподвижность творит насилие над движением.