Фаталист - [18]

Вахлюев усмехнулся. Рассказ явно доставлял ему удовольствие.

– Разумеется, принял. Иначе ему пришлось бы уехать из Пятигорска. Вызов он принял, однако выдвинул свое условие. Доктор наш заявил, что стрелять не умеет, а становиться жертвой прихоти князя не намерен. Он-де необходим медицине и пациентам. Жизнь его бесценна, и отдавать ее ни за грош – слишком большое мотовство. Поэтому он будет драться только на эспадронах – тут у него, по крайней мере, есть шанс. Иначе дуэль не состоится. Ну, князь, конечно, посмеялся в усы, потому что саблей владел, может, еще получше пистолета, и согласился. Тем более что выбор оружия был за доктором как за вызванной стороной.

Сошлись на рассвете, как полагается. Я там, конечно, не был, и вообще знать об этой дуэли мне не положено… ну, да неважно. В общем, встали в позиции. Князь поспорил со своим секундантом, что уложится за минуту. Вернер тоже с эспадроном изготовился. А он раза в полтора меньше противника. Наверное, забавно было видеть их друг против друга. По крайней мере, пока они просто стояли. Потом уж стало не до смеха, потому что доктор как пошел рубить князя этого – только клинок сверкал. Не то что за минуту, за четверть его покрошил. Руки-ноги потом собирать пришлось. Списали на счет черкесов, ясное дело. Никто не хотел и верить, что дело кончилось в пользу Вернера, а уж про кровавые ужасы и вовсе говорили, посмеиваясь – мол, чего только не напридумывают. Но позже поняли, что так оно все и было. Опять же многие приходили на труп поглядеть, потом со знакомыми делились впечатлениями.

– Как же доктор так умудрился?

– А он неспроста сабельки выбрал заместо пистолетов. Кто ж знал, что он еще в медицинском институте чемпионом по фехтованию был? Я его спросил как-то, почему он этим занимался, ведь постоянные тренировки требуются. Знаете, что он мне ответил?

– Не представляю, – признался Печорин.

– «Мой, – говорит, – отец был кавалерист и сызмальства меня заставлял упражняться фехтованием. По его словам, шашкой можно служить либо отечеству, либо собственной чести. С первым у меня не очень получается, со вторым – тоже. Зарубить старика-отца – честь небольшая. Поэтому я тренируюсь для физического здоровья. Сложение-то у меня тщедушное, а сабля очень хорошо развивает мышцы, да и для гибкости членов полезна». Такой вот чудак, – закончил Вахлюев.

– Думаю, мы с ним сойдемся, – сказал, вставая, Григорий Александрович.

– Не сомневаюсь. Только вы ему палец в рот не кладите – откусит руку по локоть, даром что тощий, как спичка. Это я вам по-дружески советую.

– Весьма признателен.

Григорий Александрович вышел из администрации через пару минут и, постояв немного на крыльце, чтобы собраться с мыслями, зашагал по хрустящему гравию в сторону двухэтажного дома с клумбами по обе стороны старенького каменного крыльца. Возле него лежала рыжая собака и лениво щурила на солнце единственный глаз.

Григорий Александрович обошел ее и, легко поднявшись по ступенькам, позвонил в колокольчик.

Ему открыл, судя по всему, сам доктор.

– Печорин, – представился Григорий Александрович, едва заметно кивнув. – По поручению Михаила Семеновича.

– Какому поручению? – сварливо осведомился Вернер, смерив гостя взглядом с головы до ног.

Пришлось коротко объяснить.

– Ну, входите, раз так, – смилостивился доктор и исчез в темноте прихожей.

Григорий Александрович осторожно двинулся за ним, боясь на что-нибудь наткнуться, но благополучно добрался до просторной почти пустой комнаты, служившей доктору гостиной.

– Располагайтесь, – предложил Вернер, указав на диван и сам садясь в кресло. – Уж простите, я недавно поднялся. Что-то голова болит. Как говорится, сапожник без сапог.

Григорий Александрович опустился на диван, предварительно убедившись в его чистоте. Доктор возился на маленьком столике с какими-то пилюлями, и Печорин воспользовался этим, чтобы рассмотреть его.

Вернер был небольшого роста, на вид худой и слабый, как ребенок. Одна нога у него была короче другой – это Григорий Александрович заметил, еще идя по темному коридору. После лорда Байрона, правда, это в глазах женского пола недостатком не считается…

Голова у Вернера казалась слишком большой, а из-за того, что доктор стриг волосы под гребенку, неровности черепа бросались в глаза и, наверное, поразили бы френолога странным сплетением противоположных наклонностей. Маленькие черные глаза словно старались проникнуть в мысли собеседника.

– Вы делали вскрытие убитых? – спросил Григорий Александрович, когда доктор проглотил несколько таблеток, запив их стаканом воды. Похоже, ему было все-таки нехорошо.

– Делал, куда ж деваться, – нехотя отозвался Вернер. – Вы извините, я несколько не в себе. Почти не спал эту ночь, только с утра подремал, и вот теперь совершенно разбит.

– Сочувствую, – качнул головой Печорин.

– Вчера вечером двое офицеров вздумали играть в американскую рулетку, – продолжил доктор. – Знаете, что это такое?

– В револьвер заряжается один патрон, затем барабан раскручивается, и спорщики стреляют себе в висок, – ответил Григорий Александрович.

– Ну, эти целили в сердце. Один, разумеется, проиграл. Пуля прошла сквозь левый желудочек и застряла в лопатке. Мгновенная смерть. Когда я приехал, офицер был мертв с полчаса. Я констатировал смерть и распорядился увозить тело в морг, и тут он вдруг очнулся! Представляете?!