Fatal amour. Искупление и покаяние - [3]

— Могу я надеяться на счастье танцевать сегодня с вами? — не отпускал её ладонь князь Урусов.

Краем глаза Марья заметила Поля Василевского, приближающегося к ней со стороны бального зала. Очевидно, он всё же надумал пригласить её. Вне всякого сомнения, она могла бы отказать Урусову, сказав, увы, и ах, все танцы уже расписаны — и то вовсе не было бы ложью, но желая наказать Василевского за долгое ожидание, Марья ослепительно улыбнулась князю и протянула ему свою бальную карточку.

— Ежели найдёте свободный танец, он ваш, — глядя из-под ресниц на Урусова, выдохнула она, как ей самой показалось, обольстительно и томно.

Урусов пробежал взглядом по списку, загадочно усмехнулся и вписал своё имя в единственной свободной строчке напротив вальса. За Ильёй Сергеевичем поздравить именинницу подошла его сестра — княжна Наталья. Окинув бальный туалет Марьи Филипповны придирчивым взглядом и не найдя в нём не единого изъяна, Натали с кислым выражением лица пробормотала поздравления и, опираясь на руку старшего брата, проследовала в бальную залу.

Неприязнь между Мари и Натали являлась взаимной. Будучи княжной Урусовой, Натали никому не позволяла забывать о данном факте, но, к её величайшему сожалению, не могла похвастать столь же приятной наружностью, какой обладала их ближайшая соседка. Она вовсе не лишена была привлекательности, но рядом с Марьей Филипповной ощущала себя бледным ночным мотыльком против яркой экзотической бабочки. Всего годом старше самой Марьи, она уже провела один сезон в Первопрестольной, но суженного себе выбирать не спешила, полагая, что получить её руку — счастье, которого достоин не каждый. Марья же невзлюбила княжну за высокомерный нрав и нелестные высказывания в свой адрес, намекавшие на её легкомыслие и чрезмерное кокетство.

Бал открыли полонезом, в котором в первой паре хозяин имения повёл красавицу дочь. Танцы следовали чередой один за другим. Раскрасневшаяся, довольная атмосферой всеобщего веселья, Марья Филипповна блистала в мазурке, легко и изящно обходя вокруг брата, припавшего на одно колено в фигуре танца. Неприкрытая зависть уездных барышень, откровенное восхищение молодых людей, что бальзам на сердце, льстили самолюбию.

Остановив лакея, Серж снял с подноса два фужера с шампанским и протянул один сестре:

— Сегодня можно. — С улыбкой указал он на бокал.

Марья, послав ему благодарный взгляд, пригубила восхитительный игристый напиток, но первые аккорды вальса напомнили о том, что танцевать ей предстояло с князем Урусовым. Неприятный холодок пробежал по спине девушки, когда Илья Сергеевич склонился перед ней в учтивом поклоне. Для семнадцатилетней девицы двадцатисемилетний князь казался едва ли не стариком — уж во всяком случае, с ним не получалось вести себя так же, как с остальными поклонниками. Хотя этот "старик" и обладал весьма выдающейся наружностью: худощавое лицо словно было высечено скульптором в довольно резкой манере, обусловленной стремлением подчеркнуть твёрдую линию подбородка, высокие скулы, тонкий прямой нос, Марья Филипповна его привлекательности не замечала. Рядом с Ильёй Сергеевичем она ощущала себя несмышлёным, избалованным ребёнком, и сие ощущение было ей неприятно. Всякий раз ей казалось, что Урусов видит её насквозь, прямо-таки читает её мысли, а покровительственно-снисходительный взгляд невольно подталкивал к мыслям о том, что князь находит её забавной, но ни в коем случае не равной своей сиятельной персоне.

Вложив пальчики в протянутую ладонь, Марья позволила вывести себя на середину залы. Едва рука Ильи Сергеевича коснулась её тонкой талии, как тело невольно напряглось, а чуть заметная дрожь пробежала по спине.

— Мне казалось, здесь довольно душно, — тихо заметил Урусов, закружив именинницу в сумасшедшем вихре танца.

— Вы правы, ваше сиятельство, — не поднимая глаз, отозвалась Марья.

— Так отчего вы дрожите, Mon couer? — усмехнулся Илья Сергеевич.

— Вам показалось, — осмелилась поднять голову Марья Филипповна, вздрогнув от адресованного ей "Mon couer" (сердце моё).

Никогда раньше Урусов не обращался к ней подобным образом. Что-то неуловимо изменилось в его отношении к ней. Истинно женским чутьём Марья уловила перемены, но не могла сказать, что сие открытие доставило ей удовольствие: Илья Сергеевич всегда чем-то пугал её.

— Сквозняк, — беспечно улыбнулась она, — все окна открыты.

— Марья Филипповна, не желаете составить нам с сестрой компанию? Мы завтра собирались в Можайск. Думаю, Натали была бы рада вашему обществу, тем более, я ничего не смыслю во всех этих штучках, столь милых женскому сердцу, — обратился к ней Урусов.

"Едва ли Натали обрадуется моему обществу", — усмехнулась Марья, но вслух вежливо ответила согласием. Отчего бы и не досадить лишний раз высокомерной княжне своим присутствием? С последними аккордами вальса Илья Сергеевич ещё раз напомнил о данном ею обещании и сообщил, что заедет за ней к полудню.

За окнами совсем стемнело. Сделав музыкантам знак прерваться, Филипп Львович обратился к гостям:

— Господа, прошу на террасу! Фейерверк — семнадцать залпов в честь именинницы!