Фашизм: критика справа - [30]

XIII

Мы подошли к концу нашего исследования. Надеемся, несмотря на его краткость, нам удалось указать основы для критической оценки структур и значения фашизма, рассматриваемых с точки зрения, отличной как от одностороннего его восхваления, так и от априорного поношения. Существенным для нас было введение критериев, позволяющих выйти за ограниченный горизонт, свойственный обоим вышеуказанным подходам.

В связи с этим воспользуемся случаем подчеркнуть исключительность «чрезвычайных» законов против фашизма и его пропаганды, действующих в Италии по сей день, пусть даже в несколько измененном виде.

Мы не отрицаем, что «демократия» имеет право на самозащиту при помощи законодательных мер, но только в том случае, если под «демократией» понимают определенную процессуальную политическую форму, а не однозначную догматическую доктринальную систему. Иначе, учитывая множество самых разнообразных толкований «демократии», мы сталкиваемся со странным противоречием. Сколь бы ни казалось парадоксальным, демократическая «свобода мнений» обязана признать законность исповедания и защиты антидемократических идей, ибо в противном случае она сама становится насильственным, тираническим режимом, пусть и с обратным знаком. (Впрочем, многие отмечали, что ни один режим не является столь нетерпимым и фанатичным, как тот, который провозглашает «свободу»).

Демократия, как метод, имеет право бороться лишь с практической деятельностью, направленной на захват власти в государстве путём прямого насилия. Если бы упомянутое законодательство, преследуя как преступление возрождение фашистской партии, руководствовалось бы этим правилом, нам нечего было бы возразить (но не надо забывать, что в Италии фашизм пришел к власти законным путём — Муссолини получил бразды правления от монарха, также и в Германии нацизм добился успеха, победив на выборах).

Однако, обсуждаемое законодательство направлено не только на подавление определённых внешних проявлений (фашистское приветствие, чёрные рубашки, фашистские гимны и т. д.), но также расценивает как преступление «апологетику фашизма». Это — юридический абсурд, назначать наказание, не определив состава преступления — в нашем случае не дав предварительно чёткого определения «фашизма». Впрочем, отсутствие такового отчасти связано с фактической невозможностью. Читателю, следовавшему за нами до данного момента, совершенно ясно, что стремление осудить и окончательно искоренить фашизм равнозначно одновременному осуждению идей и принципов, присущих не исключительно фашизму, но сыгравших значительную роль во многих предшествующих системах. Пришлось бы признать «фашистскими» большинство государств, существовавших с древнейших времен, основанных на принципе авторитета и иерархии и не допускавших ничего подобного абсолютной демократии, либерализму или социализму.

Серьёзное законодательство по самозащите демократии, дабы не нарушить логики и не впасть в явное сектантстве, должно начать с общего определения системы, конституционно для неё неприемлемой, частным случаем которой является «фашизм» (точнее отдельные стороны фашизма) и каковую, если угодно, можно назвать «тоталитарной» в указанном нами отрицательном смысле. Это определение должно иметь строго системный и объективный характер, без навешивания ярлыков. Однако, совершенно очевидно, что подобного рода законодательство в первую очередь ударило бы по коммунизму и привело бы к немедленному роспуску и запрету компартий в демократических государствах. Именно так поступили в США и поначалу в ФРГ.

Италия, приняв законодательство против фашизма, не сделала того же по отношению к коммунизму и коммунистической пропаганде (хотя известно, что в Италии компартия является активной организацией, занимающейся пропагандой, обладающей складами оружия, сетью «ячеек», пользующейся иностранным финансированием и так далее, что явно требует принятия куда более серьёзных мер, нежели против устрашающего «возрождения фашистской партии»). Это свидетельствует о специфической направленности данных законов, обусловленной не строго юридическими соображениями, но партийными пристрастиями. Практически демократия попала под влияние левых сил и коммунистов, которые, как говорилось ранее, в тактических целях готовы воспользоваться ей для её же ниспровержения в будущем, рассчитывая на невежество, загипнотизированность и низость её представителей.

В современной Италии это невежество оборачивается самой настоящей безответственностью, хотя казалось бы естественным признать необходимость организации национального движения в качестве противоядия против болезни, поразившей практические все национальные учреждения. Два выдающихся социолога Парето и Моска справедливо указывали, что в результате возникновения индустриализованного массового общества и усиления социальной сферы, современное государство почти лишилось средств для защиты своего авторитета, которыми оно располагало ранее. В чрезвычайной ситуации профсоюзы и аналогичные массовые организации трудящихся при помощи забастовок и саботажа способны настолько парализовать весь национальный организм, что не поможет ни вмешательство сил полиции, ни даже армии. Учитывая степень распространения в Италии коммунистической заразы, вполне очевидна необходимость создания национальным движением своего рода сети, охватывающей всю страну и способной быстро мобилизовать своих сторонников для оказания повсеместного (на заводах, в учреждениях, сфере услуг и т. д.) сопротивления в чрезвычайной ситуации. Первоочередной целью должна быть защита государства от развала и от подрыва его авторитета (даже если это «пустое государство»), а не отрицание того и другого. Вклад, который могло бы внести в решение указанной проблемы правое движение, похоже ускользает от глаз современных правителей демократической Италии (худшего политического класса из когда-либо бывших), подверженных психозу «фашизма» и способных лишь придумывать «чрезвычайные законы», поверхностность и односторонность которых мы показали.