Фашизм: идеология, политика - [97]

Таким образом, из-за предательства лидеров социал-демократии поставленные перед немецкими трудящимися исторические задачи — свержения империализма и милитаризма, создания миролюбивой, демократической и социалистической Германии — оказались невыполненными. Революционная часть рабочего класса поздно порвала с реформистскими прислужниками буржуазии. В период Ноябрьской революции (1918) у германского рабочего класса не оказалось сильной революционной партии, которая бы была способна объединить широкие народные массы в борьбе за коренные революционные преобразования. «А действительно революционной партии у немецких рабочих, — писал В.И. Ленин, — ко времени кризиса не оказалось, вследствие опоздания с расколом, вследствие гнета проклятой традиции «единства» с продажной (Шейдеманы, Легины, Давиды и К°) и бесхарактерной (Каутские, Гильфердинги и К°) бандой лакеев капитала»[448]. В.И. Ленин подчеркивал: «Пока немецкие рабочие терпят у власти таких же предателей социализма, негодяев и лакеев буржуазии, Шейдеманов и всю их партию, до тех пор о спасении немецкого народа не может быть и речи. До тех пор немецкий народ остается на деле — при всех «социалистических» фразах, при всяческих «демократических» и «республиканских» украшениях — рабом буржуазии и соучастником ее преступлений...»[449].

Анализируя события Ноябрьской революции, Э. Тельман отмечал, что социал-реформисты сделали все от них зависящее, чтобы буржуазно-демократическая революция в Германии, проведенная в известной мере пролетарскими методами и средствами, не переросла в социалистическую. «Трагедия германской революции 1918 года, — писал он, — ...состояла в противоречии между наличием объективно созревших революционных условий, с одной стороны, и субъективной слабостью германского пролетариата, вызванной отсутствием целеустремленной большевистской партии, — с другой... Ни революционный инстинкт, ни несравненный героизм отдельных вождей «Союза Спартака»... не могли заменить железного авангарда, закаленного как сталь в огне революционного опыта»[450].

Примечательна оценка уроков Ноябрьской революции и позиции правых лидеров социал-демократии, данная нынешним председателем СДПГ В. Брандтом. В статье «Уроки революции, закончившейся поражением» он пишет, что Эберт и его друзья, получив в свои руки политическую власть, не только не выступили против монополий и кайзеровской военщины, но, напротив, пошли на союз с ними, «все более попадали под влияние тех ценностей и норм поведения, которые преобладали в кайзеровской Германии». Ноябрьская революция предоставила СДПГ «неповторимый шанс», но она им не воспользовалась. «Сейчас не вызывает сомнения тот факт, — подчеркивает В. Брандт, — что если бы социал-демократия была в силах завершить демократическую революцию в Германии, т. е. дать солидную демократическую основу Веймарской республике, то Гитлер не смог бы захватить власть»[451].

Вожди правой социал-демократии в 20—30-е годы давали совершенно неверное, фальшивое толкование как внутреннего развития капиталистических стран, так и международного развития. Они заявляли, что «передовые капиталистические государства» якобы уже «не стремятся к овладению новыми территориями в Европе», что эти страны находят более выгодным переход к «ультраимпериализму», т. е. к «интернациональному картелированию финансового капитала всех стран»[452]. Начавшийся мировой экономический кризис 1928—1932 гг. они поспешили объявить «случайным» и в то же время утверждали, что при «ухудшающейся конъюнктуре» невозможно, нецелесообразно «вести наступление на капитал...». Более того, базируясь на концепции «организованного капитализма», реформистские лидеры (К. Каутский, Р. Гильфердинг и др.) утверждали, что в Германии якобы уже достигнута политическая демократия, существует равноправие классов, что теперь задача-де заключается только в том, чтобы осуществить хозяйственную демократию, т. е. добиться равноправия рабочих и предпринимателей на заводах, и социализм будет построен. Внедрять в жизнь хозяйственную демократию, по мнению реформистов, должно было государство, будто бы стоящее над односторонними интересами отдельных классов, выражающее общую волю народа в целом. Не боевая классовая борьба рабочего класса, всех трудящихся, а сотрудничество классов — вот, по мнению оппортунистов, главное средство борьбы за социализм.

Руководствуясь такими концепциями, социал-реформисты не могли понять и не поняли подлинного лица фашизма, не смогли раскрыть его конкретную связь с крупным капиталом.

Одни из них расценивали фашизм только как бонапартизм, лавирующий между классами. Другие объявляли его мелкобуржуазным движением и по своему социальному составу, и по характеру.

Не понимая классовой сути фашизма, реформисты недооценивали и опасность фашизма. Полагали, что фашизм может иметь успех только в таких «мелкобуржуазно-отсталых странах, как Италия», но никак не в Германии, не в других «развитых», «демократических» странах Запада, которые имеют-де полный иммунитет к фашистской угрозе. В сочетании с антикоммунизмом подобные ошибочные оценки и привели лидеров социал-демократии к выводу, будто оградить «демократию» от фашистов можно только путем «конституционной» защиты буржуазно-демократического строя, без массовой борьбы трудящихся и уж тем более без объединения с коммунистами. Во всяком случае лидеры СДПГ, исключая возможность совместных действий с коммунистами, пытались помешать приходу Гитлера к власти путем поддержки «меньшего зла» — создания без участия социал-демократов реакционного буржуазного правительства. Как «меньшее зло» на президентских выборах 1932 г. они поддержали кумира юнкеров и милитаристов Гинденбурга. Они изображали Гинденбурга чуть ли не «прогрессивным» деятелем. Обманывая трудящихся, лидеры СДПГ утверждали, будто Гинденбург принадлежит к той части буржуазии, которая ведет «жесточайшую (!) борьбу против открытого и грубого фашизма». Выдвинув лозунг «Выбирайте Гинденбурга — бейте Гитлера!», реформистское руководство СДПГ с головой выдало массы фашизму