Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - [70]

Шрифт
Интервал

Всплыло, что очень многие с утра чувствовали себя необычно плохо. И правда, Ханум на работу не пошла из‑за ужасной головной боли, сказала, что заболевает; я сам дома остался, потому что Карим ко мне лекцию переводить не приехал (жена неожиданно слегла с сердечным приступом).

Володин землетрясение пропустил, ехал в машине, не почувствовал ничего, дога­дался лишь по суете на улицах; отме­нил дела, принесся домой узнать, как и что у нас. А я решил, что буду теперь на всякий случай спать в галстуке и с паспор­том в кармане, чтобы не выглядеть потом глупо в посольстве, когда будут разбираться, кто есть кто среди полуголых шу­рави без документов…»

«10 сентября. Из окна володинского офиса всегда видно внизу множество людей. О том, что у них на уме, можно только догадываться. Много загадок в восточной жиз­ни. И в культуре, и в религии, и в экономике.

Красивый народ. Мужики–афганцы ― все как на подбор. Как и наши южане. Жаль, что не получается у нас с южанами. Второй век не получается. Как царь–батюшка за­лудил войска на Кавказ, вырубая леса и выжигая селения, так и не получа­ется. А уж как Коба, козел, накрутил делов с переселением народов, так и вообще пиши пропа­ло. Обидно мне это, ох обид­но. Ни с кем таких уважительных и легких отношений у меня не было, как с нашими кавказцами. Легкий на общение народ. Особенно в глу­бинке. И уважительный. Гордые, а раз есть самоуважение, то есть и уважение к дру­гим. А уж когда расскажешь, что птиц приехал изучать, тогда вообще по­сле первого недоумения ― вдвойне радушие (как к больному, что ли?), и как‑то оно мне особенно созвучно: чувствую именно то, к чему всю жизнь стремлюсь ― взаимное щедрое то­варищество.

Здесь могло бы так быть? С теми афганцами, с которыми работаем, вроде хоро­шие отношения (насколько могу судить со своей колокольни, понимая, что чужая душа ― потемки, а уж восточная ― вдвойне). Но большинство наверняка в фобу нас, шурави, видали.

Только меня не убивайте. Я не оккупант. Я при ЮНЕСКО для ваших будущих сту­дентов учебник сочиняю. И Володина не убивайте ― он при ООН и тоже не оккупант (и тоже сидит сейчас с «макаровым» под мышкой…) И Ханум, жену его, не уби­вайте, она‑то уж точно не оккупант. А кто оккупанты? Вон те девятнадцатилетние пацаны в пропотевшей форме, что режут дыню на бэтээре? С кем же тогда бороться крово­жадным моджахедам, если мы здесь все такие хорошие?

Солдатики‑то наши здесь по приказу, вот уж у кого выбора не было. А вот мы‑то, «гражданские специалисты», здесь до­бровольно. Экзотики понюхать, престижную за­границу посмотреть, деньгу подзашибить. «Ташакор тебе, Кабул, ты одел нас и обул…»

Кстати, наше совдеповское жлобство принимает здесь самые разнообразные фор­мы. Дуканщики на маркете обсуждают сейчас, как проработавшая тут три года «кра­сивая Наташа» (секретарь–машинистка из экономического проекта), с которой все продавцы кокетничали с удовольствием, прошла давеча по рядам дуканов, набрала всего у всех, привычно получив кредит до понедельника, а наутро улетела в Союз ― и с концами (контракт закончился).

Иду я на днях по майдану, еле тащу сумку с дарами природы, которые мы с Ханум на рынке накупили: лук, салат, пет­рушка, редиска круглая красная, редиска длинная белая, редька, картошка двух сортов, яблоки, груши (офигенные груши, «Бэлла» на­зываются ― насквозь просвечивают, словно светятся изнутри), огурцы, помидоры, гроздь мелких индийских ба­нанов (дорогие), дыня. Радуюсь, что манго хорошие попались (любим манго), вспоминаю, как Зарудный описывал хорасанское земледелие в своих экспедициях («Шал­ган походит на репу, но не так сладок. Торп имеет вид крупной редиски, но далеко менее остр»).

Чего это мы, прямо как с ума сошли, нахватали всего подряд, словно голодные, которым вдруг деньги перепали. Я сра­зу заявил, что укроп и прочую зелень мыть не буду, не нанимался! Хватит того, что помидоры щеткой тру, расскажи кому в Москве ― засмеют. Ладно арбуз щеткой мыть, это еще куда ни шло, но уж огурцы с помидо­рами ― дурдом, да и только.

А куда денешься? Мытье овощей и фруктов здесь ― то ли рабство, то ли бесплат­ное кино. Сначала все кладется на пят­надцать минут в пополам разведенный уксус. Потом каждый корнеплод и прочий райский овощ персонально моется вруч­ную щет­кой со специальным пищевым финским мылом (здоровый зеленый брикет). Потом все снова споласкивается уксусной разбавкой, а уж потом начисто моется кипяченой водой. Ужас. А иначе запросто подцепишь что‑нибудь, и хана; сиди потом весь рабо­чий день на горшке; примеров предостаточно.

Короче, подхожу с этой сумкой к совмагу сигарет купить: там втрое дешевле, чем в дуканах. Был как раз понедельник ― наш день в совмаге, отпускали по ведомости проекту пединститута (я на ней снизу от руки приписан как консультант). Заку­паем в совмаге популярные товары, и все отмечается в ведомости (в прошлый раз народ с воодушевлением набирал се­ледку и майонез). Раз в месяц брали и «норму» ― пола­гавшуюся на человека бутылку водки, ― но лишь до небезыз­вестного постановле­ния; теперь боремся с пьянством, как и вся наша далекая страна.


Рекомендуем почитать
Птицы, звери и родственники

Автобиографическая повесть «Птицы, звери и родственники» – вторая часть знаменитой трилогии писателя-натуралиста Джеральда Даррелла о детстве, проведенном на греческом острове Корфу. Душевно и остроумно он рассказывает об удивительных животных и их забавных повадках.В трилогию также входят повести «Моя семья и другие звери» и «Сад богов».


Полет бумеранга

Николая Николаевича Дроздова — доктора биологических наук, активного популяризатора науки — читатели хорошо знают по встречам с ним на телевизионном экране. В этой книге Н.Н.Дроздов делится впечатлениями о своём путешествии по Австралии. Читатель познакомится с удивительной природой Пятого континента, его уникальным животным миром, национальными парками и заповедниками. Доброжелательно и с юмором автор рассказывает о встречах с австралийцами — людьми разных возрастов и профессий.


Наветренная дорога

Американский ученый–зоолог Арчи Карр всю жизнь посвятил изучению мор­ских черепах и в поисках этих животных не раз путешествовал по островам Кариб­ского моря. О своих встречах, наблюдениях и раздумьях, а также об уникальной при­роде Центральной Америки рассказывает он в этой увлекательной книге.


Австралийские этюды

Книга известнейшего писателя-натуралиста Бернхарда Гржимека содержит самую полную картину уникальной фауны Австралии, подробное описание редких животных, тонкие наблюдения над их повадками и поведением. Эта книга заинтересует любого читателя: истинного знатока зоологии и простого любителя природы.