Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - [50]

21

― Со мной приключил­ось це­лых три истор­ии, ― отвеч­ал стран­ник…

(Хорас­анская сказка)

После поездки с Романом на Чандыр той же весной я нашел в долине Сумбара гнезда не отмечавшегося ранее в Западном Копетдаге малоизученного пустынного снегиря и второе для региона гнездо черного аиста ― редкого и повсе­местно очень скрытного вида, а также оказался причиной пограничного переполоха во всей округе.

ПУСТЫННЫЙ СНЕГИРЬ

Так, преодо­лев много не­взгод и трудно­стей, трое влюбленн­ых об­рели након­ец сча­стье…

(Хорас­анская сказка)

«20 мая. У меня приятный сюрприз: попутно со своими жаворонками и поисками фасциатуса нашел гнездо пустынного снегиря ― точно первое для Западного Копет­дага и, похоже (надо просмотреть еще пару статей), вообще для всего Копет­дага на нашей территории (Зарудный отмечал в начале века в Копетдаге, но уже вне Туркме­нии, в Иране). Ох и хороша птица!»

«22 мая. Бежевые (под цвет пустыни), с ярко–розовыми клювами, снегири удивили гнездованием в особенно прокален­ных солнцем скалах, обоснованным показанием на полиандрию (два самца при одной самке) и сходством песни с песней своих се­верных краснопузых собратьев (такой же, как скрип несмазанных качелей, двойной звук).

Их гнездо (небрежная корзиночка, сплетенная из сухих стеблей полыни) было устроено в щели скалы на таком солнце­пеке, что к соседним камням невозможно было притронуться рукой, а насиживающая самка не согревала, а охлаждала еще го­лых птенцов. И положение это было настолько критическое, что, слетев при моем приближении, она почти сразу вернулась на гнездо и потом сидела, пока я фотогра­фировал ее с полутора метров, не улетая, а лишь вздрагивая понача­лу от щелчка за­твора фотоаппарата.

(Интересное все‑таки это дело: живет себе птица, гнездится чудесным образом в немыслимых для жизни условиях. Жи­вет себе человек за тридевять земель в городе Москве. А потом приезжает человек в пустыню, стоит в метре от птичьего гнезда, смотрит по–дружески на птицу, а птица сидит на своем гнезде и боязливо смотрит на человека, и вот они оба ря­дом, птица и человек…)

Один из самцов, волнуясь, открыто перелетает здесь же, рядом с гнездом, а вто­рой, явно более скромный, взволнован­но поскрипывает чуть в отдалении за бли­жайшими камнями, лишь изредка мельком показываясь мне на глаза.

Когда я отхожу, все быстро успокаиваются, взволнованные позывы затихают. Сам­ка на гнезде, оба самца, попрыгав ря­дом с ней, буднично разлетелись по делам.

Эх, посидеть бы с этим видом подольше, посмотреть повнимательнее на эти не­традиционные семейные отношения… Интересно. Жаль, что не объять необъятное».

Черные аисты, в противоположность пустынным снегирям, проявили запредель­ную пугливость, в панике срываясь с гнезда даже от звука автомобильного выхлопа на дороге в паре километров за холмами. Птица эта очень особенная. Так что не об­манывайтесь беглостью моего о нем упомина­ния. Этот вид очень редок. К моменту описываемых событий во всей Туркмении в целом было известно лишь три его гнез­да, одно из которых я нашел выше по Сумбару тремя годами раньше.

ЧЕРНЫЙ АИСТ

А пти­ца Си­мург тем времен­ем поднимал­ась все выше и выше над облак­ами и вскоре совсем скрылась из виду…

(Хорас­анская сказка)

«23 мая. Привет, Андрюня!

…После нескольких дней ходовых маршрутов я в наиболее многообещающих ме­стах обязательно устраиваю сидячие стационарные наблюдения, которые дают со­всем иной, нежели пешеходная работа, материал. Видишь в том же самом месте уже другое, в новом ракурсе. Как сейчас. Сижу, наблюдаю конкретное место, но попутно обозреваю округу в радиусе многих верст. На небе ни облачка. Жарчеет.

Правда, к концу сидения, особенно если оно связано с такими флегматичными объектами, как черный аист, устаешь сильнее, чем при ходьбе. И день прошел, и за­писей, казалось бы, меньше, чем при маршруте, но не отвлечешься ни на что ― сра­зу возникает опасение что‑то пропустить, да и формально получается дырка в на­блюдении. А этот аист или гриф сидит себе, как мумия, без движения час за часом…

Сегодня, правда, было много необычного, так что я трудился на грани фола пооче­редно, а когда обстановка позволяла, ― и одновременно на двух объектах, букваль­но разрываясь на две части. Надиктовал втрое больше, чем обычно, и, все равно, нет удовлетворения, нет желаемой законченности в собранных, пусть и весьма осно­вательных, кусках.

Категорически не хватает своих глаз! Просто отчаяние охватывает. Несколько ред­чайших вещей под руками (что аист, что снегирь), но ведь не раздвоишься! Вот когда самый момент насажать вокруг пяток надежных студентов с подробными инструкция­ми, но… Ни помощников, ни времени, ни аппаратуры, какую хотелось бы иметь, сей­час нет, а жадность на еще не увиденное утихомирить внутри не могу. Семна­дцать часов в день точно работаю, но все равно не хватает.

Просто невозможно ото всего этого оторваться, хоть и понимаю, что блажь. Мало ли кто чего, может быть, никогда нигде не наблюдал…

Всего самому не увидеть и не записать, и уж тем более не понять.

Но я ведь тебе про аиста начал писать.

Так вот, в знойном дружественном Туркестане, как и во всех прочих частях своего некогда обширного ареала (в основ­ном по лесной зоне), этот птиц повсеместно очень скрытен, редок и населяет самые глухие и труднодоступные места.