Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - [35]

Посмотришь на такое, вспомнишь, что в былые времена черепашки были разме­ром с клумбу, ― и сразу не так уж и тяжко от жаркого солнца и оттого, что ходишь на этой жаре по суше на двух ногах (вместо необходимости сидеть в воде, дожидаясь собственной погибели). Хотя это ― иллюзорное утешение и самообман: в те време­на на суше еще хуже было…

Ладно. Привет там Военному, Ленке и Эмм очке».

ЗЕЛЕНАЯ ЖАБА СЕРОГО ЦВЕТА

…Подо­шел он к род­нику и тут уви­дел сам­ку и сам­ца бутем­ар, кои вели меж­ду со­бой разгов­ор…

(Хорас­анская сказка)

«8 марта. Андрюня, приветствую!

Виноват, «Здравия желаю!». Как там у нас в генштабе, на внутреннем фронте? Без перемен? Сигнал к атаке по–прежне­му ― три зеленых свистка?

…Общался сегодня с твоими коллегами (погранцы подвезли). Маршрут утром ре­шил начать от теплого источника на Пархае. Источник этот естественный. Течет из‑под горы (точнее, скважина качает). Построены две купальни: забетониро­ванные ванны шесть на шесть, полтора метра глубиной, окруженные невысокой кирпичной стеночкой. Посреди зимы такое ― настоящая благодать.

Сегодня меня сюда подкинул на «газике» знакомый лейтенант–пограничник ― только что из Уссурийска, после пограну­чилища; всего на год старше меня. У него мальчишеский светлый чуб, ясные детские глаза и румянец на щеках. Подобра­ли меня по дороге. Молодец лейтенант, поехал купаться, взял трех солдатиков с собой, еще не забурел: общается с под­чиненными.

Приехав, мы тут же с воплями попрыгали сначала в одну купальню («М»), а как там намутили, ― в другую («Ж»), которая тоже пустая. Раздолье.

Вода, говорят, целебная. Аксакалы периодически приезжают сюда на своих «Ура­лах» в тельпеках, с развевающимися бородами и в трепещущих при езде пижамных штанах. Раздеваются, залезают по плечи и мокнут с деловым сосредото­ченным ви­дом, лечатся. От чего помогает ― неизвестно. Но помогает. И сероводородом несет отменно. Даже вроде не­льзя в этой воде слишком долго сидеть (и ртути много, и еще чего‑то). Дети летом как перекупаются, потом малость дуре­ют.

То да се, слово за слово, час с погранцами пробазарил, в маршрут отправился, уже когда они уехали и пыль улеглась.

Проходил по горам целый день, а потом уже спускаюсь с Сюнт–Хасардагской гря­ды к долине Сумбара и вижу: в одном месте на покатых каменистых склонах ― округлые ниши по метру в диаметре от выпавших конкреций, и в некоторых из них ― вода. Эта вода ― единственная стоячая вода на всю округу, в ней всегда особая жизнь Л мимо не пройти.

Подхожу: в одной такой ванне ― жгуты жабьей икры. В другой на дне сидит самец зеленой жабы (как его назвать: жаб? жабец? жабарь? жабель? жабак? жабник? одно слово ― военный; «самчик», как Зарудный говорил). Окраска ― как в учеб­нике: очень светлый, серо–бежевый ― точно под пустынный фон; зеленые пятна лишь на задних лапах.

Смотришь на такое ― одна лужица в округе, а он нашел ее и сидит, и поет в ней, и ждет самку, надеясь, что она услы­шит и придет; и сразу становится понятно, что жизнь во многих местах натянута как струна.

К счастью, струна весьма крепкая.

Воды ведь может и не быть в нужный сезон; или она может испариться быстрее, чем разовьются головастики; а без это­го невозможно продолжение вида.

Куда как спокойнее спуститься на двести метров ниже в долину, где| и воды в до­статке, и самок больше; но, конечно, и желающих хватает; вон ведь из всех тростни­ков вдоль теплого ручья у Пархая даже днем раздаются жабьи трели (Как поют! Как поют!), ан нет…

Потому что жизнь даже у жаб ― это не только максимально доступный комфорт с минимальными затратами, но и (выра­жаясь языком победителей соцсоревнований) преодоление новых рубежей: освоение нового ландшафта; приспособление к доселе неприемлемым условиям; решение ранее неразрешимых задач (в переносном, био­логическом смысле слова). Что толкает на это? В традиционном понимании ― конку­ренция за ресурсы; перенаселенность в удобных для жизни ме­стах; уязвимость мо­лодых ухажеров, вытесняемых из оптимальных местообитаний более опытными ма­терыми самца­ми. А вдруг не только?

Ведь что примечательно: настрой этой жизненной струны в экстремальных для вида местах чаще всего пробуется кем? То‑то. Молодежью, молодыми самцами! По­тому как матерые самцы уже давно в удобных и спокойных местах, поближе к сам­кам; им не до подвигов, им популяцию поддерживать надо, продолжать свой жабий род… Выжимают, понимаешь ли, молодежь в стремные места, стимулируют на по­двиги и свершения. А через это, глядишь, и весь вид получит шанс освоить или но­вую территорию, или новое время активности, или новую жратву, или еще чего но­вое… Так что вот оно, эволюционное предназначение нашей половозрастной катего­рии; гордись, Военный!

Правда, есть и другая точка зрения: мол, если что не так, не удалось, если «карта не легла», то и не велика потеря ― молодых дураков в расход не жалко…

Эх, надоела занудная микроэволюция, душа просит широкого и романтичного ан­тропоморфизма! Вот я и думаю: а вдруг во всем этом замешана не только экологиче­ская конкуренция, но и пытливая природа молодого мужского начала? Как и у вас, у гусар? Жаль только, что большинству таких, которые с пытливым началом, приходит­ся лямку тянуть в бесцветном мужском одиночестве…