Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - [126]

40

В ожидан­ии утра мы вынужден­ы были устроить привал. Ночью на нас напали разбойники. Я проснулся от громких криков и, к своему ужасу, увидел, что…

(Хорас­анская сказка)

После двух часов ночи действительно слышен мотор, хозяин выходит к машине, откуда, из‑под одинокого фонаря, до­носится непонятная туркменская речь с обильно вкрапленным понятным русским матом. Джигитов четверо, сразу проснув­шись, я вижу это из окна. Поговорив, они посылают хозяина за мной. (Зачем им это понадо­билось?) С безропотной азиат­ской покорностью слабого сильному он направляется назад к дому.

Мы вместе выходим к машине. Один из браконьеров, как в плохом детективе, спрыгнув из кузова и сидя на корточках, вытирает травой с рук кровь. Второй из них очень агрессивен; по некоординированному взгляду вижу, что он явно накуренный. Двое других здесь же, рядом, но держатся молча, ― такие неприятнее всего.

Без особого труда кося под свежеразбуженного дурачка и перетаптываясь с наив­ной сигареткой так, чтобы по возмож­ности держать их на одной линии, вступаю в разговор, деталей которого не помню. Все кончилось мирно, сведясь поче­му‑то к об­суждению политики Горбачева в Москве… Не знаю, как вы, а я за многое искренне уважаю Михаила Сергеевича. Мои ночные собеседники этой симпатии не разделяли, что чуть было вторично не поставило мою жизнь на грань неоправ­данного риска…

Я уверен, что главной причиной урегулирования потенциально чреватой ситуации явился явно впечатливший браконье­ров факт, что я специально приехал сюда из Москвы, чтобы посмотреть какую‑то птицу на скале. После этого они, видимо, уже просто не смогли принять меня, убогого, всерьез… В конце концов они уехали, мой безответный хозяин вздохнул с об­легчением, и мы снова легли спать.

41

Загадк­у разгад­ав, те­перь я вижу:

К кон­цу страда­нья наши подошли, ― Хоть на дорог­ах поиск­ов тяжел­ых Увя­ла юность, как цве­ты в пыли…

(Хорас­анская сказка)

Я встаю затемно и к моменту рассвета уже сижу недалеко от гнезда. Когда рассветет, я рассмотрю его в деталях. Уви­жу, что устроено оно высоко на обрыве, где сухие и зеленые ветки уложены орлами в полутораметровой нише от сфериче­ской конкреции, выпавшей из скалы.

Потом я пронумерую видимые в округе вершины как ориентиры для описания перемещений птиц и одиннадцать часов буду наблюдать за семьей ястребиных ор­лов, включая еще не до конца оперившегося птенца, совершенно не осознающе­го собственной значимости, и его крикливых соседей ― суетливую братию воробьев, гнездящихся под надежной защитой ― между сухими ветками в толще орлиного гнез­да.

Разгляжу в деталях орленка, еще сохраняющего белый детский пух на голове и шее, с приметными черными пятнышка­ми впереди и позади глаз и рыжеватым пят­ном на груди; его желтый с черным кончиком клюв; темно–коричневые оперяю­щиеся крылья; еще куцый хвост и непомерно длинные когтистые лапы.

Понаблюдаю, как он, в перерывах между сном, подобно заводной игрушке, по два­дцать раз подряд упруго подпрыгивает на гнезде, размахивая в такт набирающими силу крыльями. В этом гнезде он ― единственный наследник, ему одному до­стается вся родительская забота и все родительское внимание. Когда птенцов два (а в ис­ключительных случаях три), не все так идиллически. Старший, более крупный, как правило, первым получает корм (но зато младших мамаша нередко кормит потом дольше и внимательнее). У африканских фасциатусов старшие птенцы очень агрес­сивны к младшим, у евро­пейских и азиатских это почему‑то менее заметно, даже когда птенцы голодные.

Посмотрю, как самка, принеся птенцу пищуху, потом ненадолго подсаживается на гнездо и кормит кусками этой добычи своего отпрыска. Все как в учебнике: насижива­ние (шесть недель), основная непосредственная забота о потомстве, пря­мое кормле­ние ― все это на матери. Самец часто приносит добычу на гнездо, но сам редко кор­мит молодых (это наблю­далось лишь изредка у африканских птиц). Самка фасциату­са будет пестовать своего отпрыска дольше многих других птиц. Она будет кормить его из клюва в клюв до самого вылета, когда полностью оперенный орленок уже по­чти достигнет размера взрослых птиц. Да и после этого он, уже самостоятельно ле­тая по округе, несколько недель будет, проголодав­шись, прилетать в гнездо, чтобы мать его покормила.

Понаблюдаю за дневной родительской жизнью взрослых птиц. Увижу, как они подолгу неподвижно парят в потоке силь­ного горячего ветра, шевелящего у них отдельные перья. Как летают вдвоем вплотную к скалам, почти касаясь их концами крыльев, следуя своим излюбленным охотничьим маршрутам. Как присаживаются для отдыха недалеко друг от друга. Как пикируют на невидимую мне добычу, заме­ченную ими почти с километра. И как однажды самка зависнет в полете на од­ном ме­сте, трепеща крыльями, как пустельга, ― для орлов это очень необычно.

Все же охотники они изумительные. Добывают все что угодно, используя самые разные приемы и маневры. Даже описа­но, как орел по земле бежал, догоняя домаш­нюю птицу (правильно, такая добыча не заслуживает пикирования в полете); во цирк, посмотреть бы, фасциатусы ведь ужасно длинноногие… Наблюдалось, что при пар­ной охоте одна из птиц выпуги­вает добычу, вторая атакует ее из скрытой засады, а потом оба делят добычу; неудивительно: между членами пары (обра­зуемой на всю жизнь) - полный контакт.