Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана - [36]

— Товарищ майор, — проинформировал я старшего головной походной заставы майора Снегиря, — «духи» пытаются обстреливать нас из гранатометов, с короткой дистанции.

Мимо нас проходили уже последние машины боевого охранения десантной колонны, когда одна из вражеских гранат достигла цели. Сначала неведомой силой, с проходившей мимо зенитной установки «шилка», слизнуло наводчика, потом раздался глухой и мощный взрыв и на дорогу, броню нашей машины посыпались окровавленные ошметки тел и одежды.

Зенитка не сбавляя скорости, скрылась в пыли, оставив после себя лишь гарь выхлопных газов, да стоящую перед глазами страшную картину — обезглавленное туловище наводчика, торчащее из люка.

Армейская колонна ушла, оставив нас один на один с душманами.

Тщательно осматривая тянущийся вдоль дороги дувал, я приметил в нем небольшую промоину, которая расширялась к дороге, превращаясь в неглубокий овражек. Каким-то неведомым, внутренним чутьем ощутил исходящую оттуда опасность. Только хотел скомандовать водителю, чтобы тот отвел машину немного назад, как БТР сам, дернувшись, дал задний ход. И вовремя. Из овражка полыхнуло пламя, и прямо под передними колесами разорвалась граната.

— На месте не стоять, барражировать! — запоздало распорядился майор Снегирь.

Заговорил крупнокалиберный пулемет. Пули, подняв пыль у промоины, сделали свое дело. В воздух взлетела чалма, и на дорогу рухнул обезглавленный труп афганца. Рядом валялась искореженная труба гранатомета.

По опыту зная, что гранатометчика обычно прикрывает несколько боевиков, дал команду подъехать к промоине и закидать оставшееся за дувалом охранение гранатами. Грохнуло несколько взрывов, и в воздух вновь взлетела окровавленная чалма.

— Теперь уже точно все на небо вознеслись, — сказал кто-то из солдат, но никто шутки той не рассмеялся. Не до шуток было. Выжить бы в этом огненном аду.

Замершее над головой солнце пекло невыносимо. Броня накалилась так, что, казалось, попади на нее вода — зашипит.

Наводчик, ефрейтор Ермаков, среднего роста крепыш, казалось сросся с окуляром прицела, то и дело нажимая на кнопки автоспусков. Пот крупными грязными каплями стекал по его обнаженной спине.

Когда духота стала невыносимой, водитель, ефрейтор Останин включил нагнетатели. Глухо заработали вентиляторы, прогоняя сухой, знойный воздух от кормы к носу машины. Стало легче дышать, собравшаяся на коже влага испарялась, приятно охлаждая тело.

А БТР в это время всячески маневрировал, не давая моджахедам вести прицельный огонь из гранатометов. Если от пуль и осколков броня защищала нас полностью, то прямого попадания кумулятивной гранаты было достаточно, чтобы уничтожить весь экипаж. Поэтому все внимание мы сосредоточили на дороге и ее окрестностях. Теперь все зависело от сноровки водителя, глазомера наводчика пулеметов и внимания десанта. А в чреве машины шла напряженная работа. Одни из бойцов вели огонь по появляющимся меж дувалов «боевикам», другие лихо вскрыв цинки ловко и споро набивали патронами пулеметные ленты и магазины автоматов, третьи подавали снаряженные ленты и магазины по назначению.

Прошло не более десяти-пятнадцати минут, а казалось, что бой длится уже не один час, до того все эти минуты были насыщены многообразием увиденного и прочувствованного.

Внезапно захлебнулся пулемет. В машине стало тревожно — тихо.

— Что случилось? — повернулся я к наводчику.

— Задержка! — виновато доложил ефрейтор и, не дожидаясь моей негативной реакции, начал копаться в башне.

В это время начальник штаба приказал приготовиться к прорыву. Нашему небольшому отряду предстояло на максимально возможной скорости выйти ко второй Киркинской ММГ, сопровождавшей колонну десантников от границы, и под ее прикрытием развернуться, чтобы потом так же быстро возвратиться к основным силам. Для этого заключительного маневра так не хватало главного калибра.

Небольшую передышку перед этим броском предоставили нам возвратившиеся с базы вертолеты. Летчики занялись обработкой сопок и близлежащих садов ракетами, внося в ряды душманов панику. Огонь с сопок несколько ослаб.

Понимая, что отсрочка эта недолгая мы с надеждой смотрели на копошащегося в чреве пулемета Ермакова.

Бронзовое от загара тело ефрейтора лоснилось от пота, но он не обращая ни на что внимания, обжигаясь о перегревшиеся части пулемета, сбивая в кровь руки, продолжал свое дело.

Прошли считанные минуты, и вскоре главный калибр заговорил, как не в чем не бывало, извещая боевиков, что он еще не раз попортит им шкуры.

Душманы, не выдержав ракетного налета, начали, где поодиночке, а где группами пробираться в горы. С сопок огонь почти прекратился, в то время как гранатометчики свой натиск усилили. Некоторые из «охотников» выбегали чуть ли не к самой машине и только быстрая реакция бойцов не позволяла им вести прицельную стрельбу.

Вскоре прозвучала команда «Вперед» и боевые машины, набирая скорость помчались к заветному прикрытию. Дорога была основательно разбита прошедшей колонной и потому, чтобы на скорости вести бортовой огонь, автоматчикам приходилось всячески изощряться. В общем, несколько километров ухабистой дороги пройденных с боем, закончились для нас без неожиданностей. Под прикрытием соседей мы быстро развернулись и, не останавливаясь, ринулись обратно, под стены крепости Ширинтагаб. Боевики, заметив наш маневр, усилили обстрел колонны, но бойцы были начеку.