Фарс-мажор. Актеры и роли большой политики - [55]

* * *

Губернатор Чукотки Роман Абрамович доброжелательно не отвечал на вопросы журналистов.

– Вот вы сидите в этом зале – в одинаковых костюмах, в одинаковых галстуках, в одинаковых очках! – воскликнул господин Швыдкой. – Вы не наденете косоворотку!..

– Почему? – обиженно сказал кто-то из губернаторов.

– Потому что культура внутри вас! – добавил господин Швыдкой. Губернаторы переглядывались. Эта мысль, кажется, никогда не приходила им в головы.

* * *

– Квартиры будете дарить балеринам? – спросил Михаила Швыдкого управляющий делами президента Владимир Кожин.

– Квартиры вы дарите, – ответил господин Швыдкой.

– А за культуру вы отвечаете, – не согласился господин Кожин.

* * *

– А если сравнить Иосифа Кобзона и Фрэнка Синатру, – спросила юная журналистка, – то в чью пользу будет сравнение?

– Это все равно что сравнивать балалайку с гитарой, – ответил Борис Моисеев.

* * *

Минтимер Шаймиев зачитал поздравительную телеграмму, которую прислал на съезд главный раввин России Берл Лазар. В своей телеграмме господин Лазар подчеркнул, что не случайно, по его мнению, съезд проводится в субботу, в святой день еврейской молитвы. Делегаты обескураженно загудели, а президент Татарии Шаймиев попытался загладить неловкость:

– Со своей стороны могу добавить, что идет рамадан.

* * *

Начальник Генштаба Анатолий Квашнин великодушно раскрыл свою диспозицию:

– Вот я был генералом, и у меня был телефон. А у лейтенанта телефона не было. Я за телефон ничего не платил, потому что у меня телефон был, но я-то был генерал. А лейтенант ничего не платил, потому что у него телефона не было. То есть у меня была льгота.

Те, кому не удалось покинуть здание МИДа под прикрытием президента Путина, еще некоторое время пытались миновать строй милиционеров в парадной форме. Но у них был приказ: никого не выпускать. Прорваться удалось только помощнику президента по внешней политике Сергею Приходько. Физических возможностей трех милиционеров, с бледными решительными лицами сцепивших руки, было ничтожно мало для решения этой задачи. Остановить его могла только пуля.

* * *

Под навесом профессор Кирпичников давал последние торжественные указания окружавшим его студентам. Они, впрочем, слушали его довольно рассеянно. В мыслях они были уже с президентом России. Гораздо внимательнее прислушивался к профессору еще один человек, советник президента по экономическим вопросам Андрей Илларионов. Был он в джинсовом костюме и с рюкзаком за плечами. На вопросы, как оказался здесь, отвечал уклончиво.

– Это мой ученик, – еще больше путал ситуацию профессор Кирпичников.

– А что? Нигде круг моих обязанностей точно не прописан, – делал рискованные признания тележурналистам Андрей Илларионов.

Еще одна его обязанность состояла в том, что он был зятем профессора Кирпичникова.

* * *

Председатель Национального олимпийского комитета Леонид Тягачев ответил на вопрос, который мучил меня уже несколько дней: действительно ли, как сообщили информационные агентства со ссылкой на источники в окружении господина Тягачева, ему во время чемпионата Европы по футболу звонил президент страны и просил футболистов не жевать жвачку, когда исполняется государственный гимн России?

Леонид Тягачев категорически опроверг эти слухи. Просто категорически. Зато подтвердил, что он сам, безо всякой подсказки сверху действительно звонил председателю Федерации футбола господину Колоскову точно с такой идеей.

* * *

Она не выиграла в этот день.

– Политикой не будете больше заниматься, Света? – осторожно спросил я у Светланы Хоркиной.

– Поняла! Это ты говоришь про то, как я выступила в МГУ, когда Путин приезжал на встречу с доверенными лицами. Я же доверенным лицом была.

Я тоже был на этой встрече. Она тогда под конец встала и спросила президента, сколько, по его мнению, надо завоевать медалей. В зале засмеялись, а господин Путин ответил ожидаемо. Сказал, что это спортсменам лучше знать.

– Дура, конечно, – кивнула она. – И вопрос идиотский. Но ведь он так и ушел бы, и ничего не сказал бы про Олимпиаду. А это же олимпийский год.

– Не олимпийский, а выборный.

– А?

– Президента России выбирали.

– Ну да, это правильно сказано. Ну, вот и все.

– Что все? – не понял я.

– Вторая дорада у меня кончилась, – пояснила она. – Но я политикой все равно интересуюсь. Американцы сегодня опять бомбанули Ирак. В Осетии стреляют. Я стараюсь вникать, конечно. Но какая же паршивая вещь политика! Я в принципе все поняла: выступишь честно, скажешь что-нибудь от души, а тебя – чпок! Так в политике?

Я кивнул. Светало.

– Ну ладно, мне ехать пора, в деревню, – закончила она. – На море хочу! Сегодня днем плюну на все и поеду.

На следующий день у нее были одиночные снаряды. Разрыдалась она, только когда села в машину.

* * *

– Ни хрена себе! – уважительно сказал серебряный призер Афинской олимпиады по прыжкам на батуте Александр Москаленко, посмотрев сверху, с крыши одного новорусского кафе на руины одной древнегреческой библиотеки. – Вы позволите, я майку сниму, а то жарко?

– Буду только рад.

Мне и в самом деле хотелось посмотреть, из чего сделан человек, в свои 35 лет безоговорочно считающийся, несмотря на вчерашнее второе место, лучшим в мире в прыжках на батуте. Ну что? На первый взгляд стройматериалы примерно одни и те же.