Фарос - [9]

При взгляде в сторону галактического ядра картина была совсем иной. Ультрамар тонул в кроваво-красном свете. Колдовская буря бушевала с такой силой, что просачивалась из варпа в реальность и окутывала космос алой вуалью. Фальшивое небо, бурлящее жутким цветом, рассекло Империум. Лишь две звезды кроме сотинской светили в этом шторме, и обе были ложью. Они не были солнцами: одна была одиноким ультрамарским миром, который освещался мистическими технологиями Фароса, маяка на Соте, второй огонек был самим маяком. Только освещаемый и освещающий пробивались сквозь шторм. Остальные Пятьсот миров Ультрамара и прочие звезды Галактики пропали из вида.

Макрагг был одинокой гаванью в море кошмаров.

Летик навалился на перила всем весом и навис над пультом капитана Геллия. Трон для легионера предшественник Летика приказал убрать, рассудив, что если пять офицеров и двенадцать сервиторов занимали почти все пространство, то с троном для обладателя трансчеловеческих размеров будет совсем тесно.

Никто не говорил вслух, что, забирая себе столь высокое положение, легионеры в лучшем случае потакали прихоти, а в худшем — умаляли власть капитана-смертного.

Летик был с этим согласен. Он прекрасно осознавал, какая пропасть разделяет легион и его немодифицированных слуг, и долгое время не чувствовал никакой общности с теми, кого защищал. Предательство Хоруса заставило его заново осознать себя. Воины легиона были частью человечества, а не стояли над ним. Летик никогда не отличался эмоциональностью — ни до повышения, ни тем более после. И все же он испытывал смутное отвращение при мысли о том, как далеко позволил себе отдалиться от собственного вида.

Эсминец летел вперед на потоке раскаленной плазмы. Долгое время ничего не было видно, хотя сигналы ауспика гласили, что корабль приближается к цели, но в конце концов сквозь бурлящий шторм проступила черная тень.

Ни один звездный луч не отражался от черной поверхности корабля. Лишь слегка потускневшее штормовое свечение указывало на то, что он тут вообще есть. Полуслепые ауспики эсминца его толком и не видели, пока корабль случайно не оказался в малом радиусе их действия. Экраны, гололитические проекции и загадочные строки бинарных отчетов показывали, что это огромный, но абсолютно мертвый кусок металла. Даже на таком близком расстоянии нужно было знать, куда смотреть, чтобы его увидеть.

Круглая дверь в задней части мостика открылась, разрезав пополам отчеканенную на ней ультиму и спрятав ее в стенах. Вошел брат Кай, замкомандира в отделение Летика, и корабельные бойцы у двери отсалютовали.

— Ты явно не спешил, Кай, — пробурчал сержант.

— Тренировки, Летик, следует проводить правильно или не проводить вообще. Никто не атакует. Мы почти все сделали, и я решил, что надо закончить.

Летик качнул головой, что, вероятно, означало согласие.

— Из-за чего волнения? — поинтересовался Кай.

— Мы приближаемся.

— Это корабль?

— Да, как мы и боялись. Легионес Астартес.

— Ударный крейсер? — спросил Кай.

Он наклонился вперед и сощурился, пытаясь разглядеть что-нибудь в сводящем с ума свете шторма. Корабль увеличивался на глазах и постепенно начинал раскрывать свои тайны.

— Сложно сказать чей. Похоже, он сильно поврежден. Наверное, прилетел на свет Фароса?

— Тогда почему он не у Макрагга? Что он делает в системе Соты? В варпе видно только место, которое освещается лучом, но не сам маяк.

Когда расстояние сократилось до тысячи километров, корабль начал стремительно расти на обзорном экране. Размерами он значительно превосходил «Нравственность», но, как сообщал ауспик, никого живого не нем было.

— Что прикажете, милорд? — Капитан Геллий был талантливым командиром, но все же он оглянулся на космодесантника, ожидая указаний.

— Проведи нас вокруг него. Медленно, — угрюмо распорядился Летик.

— Будет сделано, — ответил Геллий.

«Нравственность» замедлилась. Шли минуты. Аккуратно маневрируя, эсминец приблизился к крейсеру на десять километров.

— Полная развалина, — пренебрежительно бросил Кай.

— Тем не менее осторожность не помешает.

— Не спорю, брат. Но нас ждет еще много таких. Война везде. Множество еле работающих кораблей пробиваются в варп и не выходят из него живыми. Столько же исчезает по пути. Незачем дергаться при виде каждой мертвой посудины. Давай доложим о нем и двинемся дальше.

— Его появление здесь, у Соты, не может быть случайностью. Геллий, подведи нас ближе. На триста метров.

— Да, милорд. Рулевой, не столкнись с обломками. Двигатели, мощность на четверть. Наводчики хребтовых орудий, приготовиться. Если к нам подлетит что-либо больше куска засохшей краски, открывайте огонь, — приказал капитан.

«Нравственность» затормозила еще больше, сравнявшись по скорости с мертвым кораблем. Теперь, когда оба судна имели одинаковую относительную скорость, крейсер обрел обманчивую неторопливость и только вращался вокруг точки, не совпадающей с центром масс, описывая носом и кормой тесные круги.

С правого борта «Нравственности» ударили прожекторы, пробивая круги в темноте разрушенного корпуса. Резкий белый свет выхватил из тьмы огромные вмятины и рваные дыры, пересеченные неровными полосами покоробившихся палуб. Клубы конденсирующегося газа до сих пор вытекали в космос. Края пробоин покрывал иней. За кораблем следовало облако из миллионов металлических обломков, увлеченное его гравитационным полем.