Фармацевт - [23]

«Что ж, – вяло и нехотя думала она в такие минуты, – учитель Ричарда помогает мне удержаться на тонкой грани, не свалиться в безумие. Но почему я при этом так глупею? Почему я теряю волю? А-а… Не всё ли равно!»

В самом деле, почему? Такой вопрос задаст сначала самому себе, а потом своему учителю Дик Стэнфорд, но случится это несколько позже, когда ничего уже нельзя будет исправить…

Хозяину Стэнфорд-холла, графу Уильяму Ральф Платтер безоговорочно понравился. Во многом потому, что учитель Ричарда приложил максимум усилий для достижения такого результата. Граф занимал немаловажное место в его планах, а Платтер, когда ему это было выгодно, умел становиться на удивление обаятельным и симпатичным.

Графу Стэнфорду всегда доставляло удовольствие общаться с крепкими, весёлыми и красивыми людьми. До своего ранения и отставки полковник Стэнфорд сам был таким. А в Ральфе – шесть футов роста, у него превосходная осанка, отличная улыбка на все тридцать два здоровых зуба, приятный грудной баритон, раскатистый смех. Сразу видно, нечванливый и лишённый спеси человек, хоть умный и знающий. Сам граф Уильям, как подлинный аристократ, никогда не чванился своим титулом и древностью рода. Гордился, конечно, но это совсем другое дело. При этом граф с величайшим уважением смотрел на людей хорошо образованных, постигших науки, владеющих теми знаниями, которых у самого Уильяма Стэнфорда не было.

Графу очень не хватало простого человеческого общества. Каждый день к себе в гости Генри Лайонелла не зазовёшь. А Платтер с видимым удовольствием выслушивал рассказы графа, часто задавая очень дельные вопросы, играл с графом в шахматы, до которых Уильям Стэнфорд был большой охотник, сопровождал графа на недолгих пеших прогулках в окрестностях Стэнфорд-холла, обсуждал с ним политические вопросы.

Стоит заметить, что Платтер отнюдь не занимался тем, что примитивно льстил графу Уильяму и подстраивался под него. Граф был весьма неглупым и опытным человеком, такую примитивную тактику он распознал бы сразу, и Ральф достиг бы результатов, прямо противоположных желаемым. Но Платтер действительно интересовался историей второй афганской кампании, он в самом деле любил шахматы и неплохо играл в них. Да ведь и взгляды на политику у графа Стэнфорда и учителя его младшего сына были схожими.

Так, как-то раз, прочитав свежий номер «Таймс», Платтер зашёл в кабинет графа, чтобы поделиться впечатлениями:

– Как вам это понравится, сэр! Болтуны из парламентской оппозиции требуют отставки правительства. Их, видите ли, перестала устраивать социальная стратегия кабинета. Боятся резкого полевения тред-юнионистского движения. Чартисты их до колик перепугали. Ну не ослы ли?

– Социальная стратегия? – Граф Уильям недоумённо пожал плечами. – Это что за зверь такой? И кого вы называете ослами, мистер Платтер, правительство или оппозицию в палате общин? Или чартистов?

– Это не зверь, это эвфемизм, – криво усмехнулся Ральф. – Всё равно что вместо «пьяная харя» сказать: м-м… «лицо в нетрезвом состоянии». Словосочетание «внутренняя политика» звучит для большинства людей слишком похабно. Потому что понятие, которое оно обозначает, просто одиозно. Вот и придумали такой заменитель. Ослами же, сэр, я называю и тех, и других, и третьих.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул Стэнфорд, усмехнувшись в ответ. – Шестьсот редкостных ослов, палата общин в полном составе. Палата лордов ещё хуже. А её глава, лорд-канцлер, это даже не осёл, к чему обижать несчастное четвероногое таким сравнением! И про похабство любой политики вы справедливо изволили выразиться. У наших политиков ни ума, ни совести отродясь не было, нет и не будет. Впрочем, не подумайте, что я такой скверный патриот. Точно то же самое я думаю о политиках всех времён и любых народов. Будьте любезны, мистер Платтер, принесите мне газету. Хочу сам прочесть заинтересовавшую вас статью.

Генри Лайонелл был не прав, когда думал, что его приятель не удосужился побеседовать по душам с нанятым им учителем. Отчего же, граф не раз говорил с Платтером и на отвлечённые темы. Просто у Ральфа хватало ума для того, чтобы не особо посвящать Стэнфорда в детали своей жизненной философии. Это Ральф с Лайонеллом себе расслабиться позволил, потому как ни с какой стороны в мистере Генри заинтересован не был. Ошибался Лайонелл и в том, что граф вовсе не замечает печальных изменений, происходящих с психикой его супруги. Стэнфорд замечал, он попросту не знал, чем в такой ситуации можно помочь, ведь об истинных, глубинных причинах душевного кризиса Фатимы граф не имел ни малейшего понятия. Так что несколько туманные предложения Платтера о неких «консультациях», наблюдении и мягкой «коррекции» он принял с благодарностью. Здесь Ральф Платтер весьма легко добился своей цели. Можно было заняться подбором ключика.

Так что Платтер не фальшивил, добиваясь расположения графа Стэнфорда. Правда, к наркоманам Ральф относился ничуть не лучше, чем к алкоголикам, но уж здесь пришлось сдерживать себя, стараться, чтобы Стэнфорд не понял – Платтер прекрасно осведомлен о его пороке.