Фармацевт - [22]

А суть позволит ему, не слишком торопясь, подобрать ключик к личности Фатимы! Ключик, а не грубую отмычку. И вот тогда он войдёт, оглядится по сторонам, будет решать, что следует выбросить, что оставить, а что переделать.

Отношения с обитателями Стэнфорд-холла у Платтера складывались своеобразно, однако так, что Ральфа, в принципе, устраивали. Они не создавали серьёзных проблем, это ли не главное?!

Это только дураки «решают возникшие проблемы». Умные люди ведут себя так, что никаких «проблем» у них не возникает. А уж если всё-таки возникают, то у других. Скажем, у Питера, который сразу проникся к учителю младшего брата глухой неприязнью, разговаривал с Платтером сквозь зубы и при одном виде Ральфа морщился, как от невыносимой кислятины. Платтер относился к Питеру с холодным и чуть высокомерным презрением, практически не замечал его. Дальнейшие события, кстати, показали, что зря Ральф начисто игнорировал старшего сына графа, относился к Питеру словно к пустому месту. Это стало одной из роковых ошибок учителя.

Почему Питер и Ральф, ровесники (Платтер был двумя годами старше), сразу стали так взаимно антипатичны? Наверное, одноимённые заряды отталкиваются не только в физике, а два этих человека глубинно очень походили друг на друга, хотя Платтер, несомненно, был куда умнее и воспитаннее. А быть может, было у обоих смутное предчувствие, что предстоит им столкнуться на тонком мостике, что висит над бездонной пропастью. А затем наперегонки бежать по той дорожке, по которой обратно никто не возвращался.

Была ведь и ещё одна причина, по которой Ральф смотрел на Питера Стэнфорда с пренебрежением и лёгкой брезгливостью, не принимал его всерьёз. Платтер всегда презирал тех, кто сознательно оглупляет и одурманивает себя, разрушает своё тело и свой мозг. Он не выносил пьянства и пьяниц, старался держаться от таких подальше. Сам Ральф совершенно не употреблял алкоголя. А вот Питер ко времени появления Ральфа в Стэнфорд-холле стремительно спивался, и если не стал ещё законченным алкоголиком, то был недалёк от этого. Пил старший сын графа почти ежедневно, зачастую по бутылке и более «Катти Сарк» или чего-то столь же крепкого, и к вечеру обычно плохо держался на ногах. Бывали у него и недельные запои, когда Питер целыми днями не выходил из своей комнаты.

Это началось лет пять назад, примерно через год после достославного «любовного свидания» в коридоре второго этажа.

Люди привыкают ко всему, но Питер не мог привыкнуть кое к каким вещам…

И вдруг он почти случайно обнаружил, что те угли, которые жгут его изнутри, ту жутковатую смесь из ненависти, оскорблённого достоинства и неудержимого влечения, которая колыхалась в нём, подступая к самому горлу, словом, весь этот ужас можно на время заглушить и загасить обыкновенным виски. Вот он и начал заглушать, всё чаще и чаще.

Граф пытался воспрепятствовать ему, но тщетно. Да и не было уже у графа Уильяма достаточных духовных сил для серьёзного противодействия.

Почему люди пьют? Да чтобы придать какую-то сносность существованию, чтобы разбавить спиртным чёрную меланхолию до хотя бы серого цвета. Чтобы, пусть на время, защититься от злобной абсурдности нашего мира. Чтобы не дать своей душе умереть от тяжёлой раны.

Когда душе так больно, то хорошо и такое лекарство. Всё лучше, чем в петлю лезть. Может быть и так. Только ведь алкоголизм похож на хищного зверя, редко кому удаётся приручить его, и никому не удаётся приручить до конца…

А как же смотрела на Ральфа Платтера леди Стэнфорд? Кем он был в её глазах?

Что ж, поначалу Фатима отнеслась к учителю своего сына равнодушно-приветливо. Причём скорее первое, чем второе. Но уже менее чем через год она стала нуждаться в Платтере сильнее и сильнее. Только этот человек мог как-то помочь ей справляться с всё учащавшимися приступами лютой депрессии, когда её начинали посещать мысли о самоубийстве. Или, что ещё хуже, короткими периодами истерического возбуждения. В такие периоды она почти переставала помнить себя, ей постоянно мерещились какие-то жуткие рожи, от которых хотелось то бежать на край света, то яростно сражаться с ними. Бывало и так, что приступ словно бы перебрасывал несчастную женщину на пятнадцать лет назад, в разорённый, истекающий кровью Парапомиз. Исчезали куда-то Англия, Йоркшир, Стэнфорд-холл, муж, сын… Снова вокруг враги, снова её берут в плен, чтобы подвергнуть чудовищным мучениям и издевательствам. Мир становился колючим и нагим, состоящим из острых углов и ломаных линий, болезненно ярким.

Очень жутко сходить с ума, понимая, что с тобой происходит. А Фатима понимала, и это только усиливало её душевные муки, расшатывало без того подорванную психику, толкало за черту. Как же яростно она хотела самостоятельно справиться с подступающим безумием, скрутить его, преодолеть!

Нет, не получалось.

И тут появлялся Ральф Платтер, с какими-то порошками и тинктурами, спокойно глядел своими светло-серыми глазами в её глаза, говорил что-то умиротворяющее… Ей становилось лучше. Точно после лютого мороза она вдруг попадала под тёплое одеяло. Вот только после таких лечебных процедур мир стремительно выцветал, леди Стэнфорд начинала воспринимать его словно бы через толстый слой воды. И куда-то исчезала столь присущая ей аналитическая точность и ясность мышления. Ей становилось всё как-то безразлично.