Фарфоровое лето - [135]

— На этот раз будь повнимательнее с платком, — наставляет Агнес.

Когда они входят в комнату, Клара сидит так же, как раньше. И все же по-другому. Совсем по-другому.

Было уже далеко за полночь, когда Агнес окончила свой рассказ о болезни и смерти Клары Вассарей. Мы сидели молча, не зажигая света, темнота разделила нас незримыми стенами, поглотила нашу физическую оболочку, сделав чувства восприимчивыми даже для самого тихого зова.

Я чувствовала, что Бенедикт хочет что-то сказать, чувствовала, что Агнес ждет этого. Но Бенедикт не мог говорить, так же как не могла говорить и я. Теплая, пахнущая деревом комната давала теперь приют не только нам одним. Было тихо, но я слышала голос Клары Вассарей, голоса ее мужа Виктора и Артура Гольдмана, Польдо Грабера и Лоизи. Я внимательно вслушивалась в них, они становились тише, но не замолкали. Голоса прошлого вошли в мою жизнь, поселились в ней, они говорили со мной, как со своей сверстницей, с оплакивающим их другом.

Когда Бенедикт спросил наконец, что сделала Агнес, когда поняла, что Клара мертва, старая служанка рассказала нам еще и заключительную часть этой истории.

Сначала она не хотела в это поверить. Лоизи, испуганно стоявшему рядом с ней с волшебной трубкой в руках, Агнес сказала:

— Она уснула, уснула сидя.

— Но у нее же открыты глаза, — ответил Лоизи и заплакал.

Несмотря на это, Агнес поправила подушку и уложила Клару, ее тело, ее руки и ноги не оказывали никакого сопротивления, но девушка не хотела замечать этого, старалась не глядеть ей в лицо. Потом Агнес пошла на кухню и заварила чай для Клары, а Лоизи, как одержимый, носился вокруг нее, приговаривая:

— Ты должна что-нибудь сделать, Агнес, ты должна что-нибудь сделать.

Агнес поставила чай на ночной столик Клары, встала рядом и стала ждать. Время от времени она повторяла:

— Выпейте же, пожалуйста, вам станет лучше.

Лоизи, забегая то с одной стороны, то с другой, толкал ее кулачками и кричал:

— Она больше не пьет, она больше никогда не будет пить, пойми же, Агнес!

Она не знала, как долго простояла так, наконец ей стало ясно, что она не в силах больше противиться фактам: Клара умерла. Продолжая оставаться неестественно спокойной, Агнес уселась рядом с Лоизи за кухонный стол и спросила:

— Что же нам теперь делать?

— Теперь все выплывет наружу, — ответил Лоизи.

— Да, — сказала Агнес, — это я виновата во всем.

— Она же сама не хотела в больницу, — сказал Лоизи.

— Все равно, — возразила Агнес, — я виновата во всем.

— Ты думаешь, что в больнице она бы не умерла? — спросил Лоизи.

— Нет, — ответила Агнес.

На это ему нечего было больше сказать. Лоизи посидел немного с Агнес; вытащив перья из трубки, он некоторое время дул на них, потом спросил, можно ли ему оставить у себя волшебную трубку и взять платок. Она разрешила, он собрал все и заявил, что ему теперь нужно идти вниз.

— Пока ничего не говори, — попросила его Агнес.

— Нет, — обещал он, — но кому-нибудь тебе придется сказать.

Агнес подумала, что может обратиться лишь к родственникам Клары. С тех пор как забрали Феликса, все контакты с ними снова прервались. Елена, по мнению Агнес, не подходила для сообщения такой новости, Юлиуса Лётца она не знала. Оставалась лишь мать Феликса, Элла Хейниш. Она — женщина энергичная. Сумеет сделать все необходимое.

Агнес повезло. Элла Хейниш подошла к телефону.

— Алло, — сказала Агнес, — это служанка госпожи Вассарей. Госпожа Вассарей только что умерла. Позаботьтесь, пожалуйста, о ее похоронах, — и повесила трубку.

Агнес собрала свои вещи. Искупала и накормила ребенка. Она хотела еще раз подойти к Кларе, но не смогла. Ей одной было трудно отодвинуть тяжелый шкаф, но ведь Клару должны были сразу же найти. Дверь она оставила открытой. Потом перетащила Барбару в детской кроватке к Марии Грабер и объяснила той, что собирается еще пойти к Кларе в больницу, раньше ей не удалось туда выбраться. Конечно, Агнес могла бы отнести ребенка к Брамбергерам, но ее удержало то, что внизу был Лоизи, который знал обо всем.

Потом она взяла свой чемодан, ей хотелось только одного — уйти. В миссии при вокзале для нее нашлась койка. Там она лежала и кричала всю ночь, но с ее губ не сорвалось ни звука.

— Хватит, — сказал Бенедикт, — мы не хотим сейчас больше говорить о Кларе. Уверяю тебя, ты не виновна в ее смерти.

— Ты так считаешь, Бенедикт? Почему ты говоришь это? — спросила Агнес.

Нам пришлось напрягаться, чтобы понять ее.

— Потому что такая смерть была написана ей на роду. Я в этом убежден. Ты ведь тоже, Кристина?

— Да, — ответила я, — судя по тому, что я теперь знаю о Кларе, это так.

Потом мы пошли спать. Оставалось еще много вопросов, которые нам, и прежде всего Бенедикту, хотелось задать Агнес, но чтобы ответить на них, требовалось время.

В начале июня Руди Чапеку удалось со второй попытки сдать экзамен по вождению. Хотя исчезновение Бенедикта и Кристины сильно озадачило его, хотя он чувствовал себя обманутым, обойденным, этот успех, необходимый для его предприятия, снова вернул наконец ему хорошее настроение. Он должен был собрать в кулак всю свою волю, чтобы не хлопнуть с триумфом на стол веранды водительское удостоверение, демонстрируя отцу, что его сын в состоянии кое-чего достичь. Но Венцель не должен был ничего знать о правах.