Фарфоровое лето - [128]

— Так лучше, — заявляет врач и хвалит Агнес за принятое ею решение.

Лоизи, до сих пор молчавший, повествует о двух санитарах, которые с Кларой на носилках бежали к воротам, озабоченные ее плачевным состоянием. Врачу не приходит в голову, что тринадцатилетнего подростка едва ли можно добудиться ночью. Он справится о госпоже Вассарей в больнице, говорит врач Агнес, прежде чем уйти. Этого она не предусмотрела. Он сделает это не сразу, страстно надеется Агнес.

В это утро Клара спокойна и довольна. Пока Агнес не приносит Барбару и не останавливается с ней у двери. Клара боится, что может заразить ребенка. Для Барбары мать уже чужая, она больше не тянет к ней ручки.

— У таких маленьких детей это всегда так, — объясняет Агнес, но Клара не хочет ей верить.

Некоторое время спустя приходит из магазина Лоизи, с сегодняшнего дня действуют новые продовольственные карточки. Мясо, молоко, жиры и другие продукты отпускаются лишь в ограниченном количестве, это не вынужденная мера, а лишь предосторожность в интересах справедливого распределения. Лоизи уже полностью в курсе того, какие карточки имеют хождение, ему удалось также скупить кое-какие продукты. Агнес читала в газете, что каждый спекулянт выставляет себя на всеобщее осмеяние, потому что члены партии несокрушимо убеждены в том, что обстоятельства, известные по мировой войне, не повторятся в национал-социалистической Германии.

— Зачем они это пишут? — спрашивает Агнес.

— Будет война, — отвечает Лоизи, — так говорит мой отец.

Некоторое время они обсуждают, что будет, когда начнется война, и решают ничего не говорить обо всем этом Кларе.

К вечеру в дверь стучится Мария Грабер, она хочет видеть ребенка. Агнес, готовая к ее визиту, говорит, что госпожа Вассарей в больнице, а без ее разрешения Марии Грабер нельзя к Барбаре. У нее есть на это право, упорствует мать Польдо, которая теперь укротила свои рыжие волосы, собрав их в скромный валик, а на пышной груди носит значок женской нацистской организации. Пусть она скажет об этом госпоже Вассарей, когда та вернется, отвечает Агнес и закрывает дверь. Некоторое время она стоит, стараясь успокоиться, она знает, что сейчас ей нельзя совершать ошибки.

В обед Клара просит супу, она съедает почти целую тарелку и заявляет, что у нее спал жар. Агнес измеряет ей температуру, у нее только 37,5.

— Через пару дней ты можешь выписать меня из этой чудесной больницы, — говорит Клара. — Я чувствую себя гораздо лучше, чем вчера.

«Она снова радуется жизни», — думает Агнес, развешивая за домом Барбарины пеленки. К ней приближается Роза Брамбергер, ее любопытство перевешивает враждебность.

— Я совсем не слышала скорой помощи, это странно, — говорит она и останавливается рядом с Агнес.

— Зато Лоизи все слышал, — возражает Агнес.

— Он сказал мне об этом только сейчас, — говорит Роза Брамбергер и качает головой. Агнес не отвечает.

— Ей очень плохо? — спрашивает мать Лоизи.

— Я ничего не знаю, — говорит Агнес.

В четырнадцать часов по радио передают новости, сообщают, что Адольф Гитлер повторно направил Польше свои требования и, несмотря на террор в отношении фольксдойче, готов к переговорам. Агнес выключает приемник. Клара зовет ее, она хочет знать, какие оперы в этом году включены в программу зальцбургского фестиваля. Проходит немало времени, прежде чем Агнес отыскивает программу.

— «Фальстаф» и «Кавалер роз», — говорит она.

— Как чудесно, — говорит Клара и закрывает глаза.

Вечером Агнес открывает окно. Из сада наплывают запахи бабьего лета. Укрывшись одеялом до самого подбородка, Клара сидит в постели и пытается глубоко дышать.

— Побудь со мной, — просит она, видя, что Агнес собирается снова уйти. Агнес садится на единственный стул и ждет. Клара начинает говорить и впервые за долгое время упоминает о своем муже.

— Ты не должна писать Виктору, что я больна, — говорит она. — Может быть, он сам еще не выздоровел. Может быть, поэтому я уже четыре месяца ничего от него не получала.

Уже четыре месяца нет вестей от Виктора Вассарея. Уже полтора года, как его нет с ними. Агнес отчетливо помнит тот день в конце марта 1938 года, когда забрали мужа Клары. Вопреки обыкновению, он был дома, уединившись в своей комнате. С момента свержения австрийского правительства и вступления в Австрию Адольфа Гитлера Виктор Вассарей очень изменился, его холодное спокойствие уступило место лихорадочной деятельности. До поздней ночи он сидел за своим письменным столом, никому не разрешалось нарушать его одиночество. Клара, уже на четвертом месяце беременности и лишь формально считавшаяся его женой, почти не видела мужа. Когда стали трезвонить в дверь и Агнес, ничего не подозревая, открыла, ее грубо оттолкнули три эсэсовца, их сапоги грохотали по квартире, пока они не нашли Виктора Вассарея. Агнес побежала, чтобы позвать Клару, они, дрожа, стояли перед комнатой Виктора и слышали вопросы чужаков и спокойные ответы Виктора. Полки с грохотом падали на пол, книги выбрасывались из шкафа, звенело, разбиваясь, стекло. Потом эсэсовцы вышли вместе с Виктором, он посмотрел на Клару и сказал:

— К вечеру я вернусь.