Фарфоровая джонка - [2]

Капитан Поль Жор, стоял у штирборта, смотрел, как они удаляются. Он был как в лихорадке и все время шевелил бровями и губами. Он вспоминал, как однажды за мысом Боядора каравелла "Вечерней Богородицы" нашла труп птицы, более чем птицы земли: на борту заметили, что она состояла только из перьев, без всякой телесной плоти. И все же немного крови стекало по крыльям. Немного крови...

Оба моряка гребли, приближаясь к предмету. Теперь они лучше различали его. Это было нечто вроде фарфоровой бутылки. Они дважды обошли вокруг нее. Она была не менее пяти локтей в длину и полутора в ширину. От ее странной белизны бледнело море. Они подняли ее в лодку. И быстро поплыли к "Святой Эстелле". Матросы гребли изо всех сил. Ксалюс молчал: он надвинул колпак на глаза, на свой косой взгляд. Хютт напевал. Оба глядели вдаль, на "Святую Эстеллу".

Она кокетливо вздымала к небу четыре мачты и паруса, полные ветра. Над ней, на большой высоте, летала птица. Видно было, как согнувшись, ходят люди экипажа. А наверху длинное жерло бронзовой кулеврины направлял в бесконечность свою крохотную пасть.

На борту весь экипаж столпился вокруг капитана Поля Жора. Бутылку подняли и положили на подстилку из мягких водорослей. Люди были полны предчувствий.

Они заметили, что бутылка одного роста с маленьким юнгой. Теперь ее рассматривали вволю, разглядывали подробности орнамента в виде двойных драконов и безлистного бамбука. Горлышко было закупорено пробкой в форме сердца. Жоан украдкой потрогал бутылку. Она была холодная и гладкая. И она издала приятный звук. Она была из цельного фарфора. Люди, по очереди, украдкой трогали ее, ласкали ее своими грубыми руками. Но что в ней? Их мучило любопытство.

Поль Жор попробовал вытащить фарфоровую пробку, но тщетно. Бастард из Э попытался сделать то же, не смог. Они глядели друг на друга, ничего не понимая. Бастард громко крикнул:

- Да разбейте же ее!

Тогда Морюкуа, у которого были самые крепкие мускулы, схватил мушкель кабестана и одним сильным ударом расколол бутыль надвое.

Показался тоненький свиток рисовой бумаги, мягкой как материя. Он был покрыт китайскими письменами. Дьяк Аналют прочел его...

Глава 3

ПИСЬМО ВОДЕ

Борт Фарфоровой Джонки, пятьсот тридцать восьмой день эры Воды:

"Тебе, Вода, вверяю я эту бумагу, которую искусный мастер сделал в седьмой день полной луны, на берегу реки, из самой длинной рисовой соломы. Он смачивал стебли собственной слюной, сплетал их умелыми пальцами и подносил к давильной машине, на которой восседал Будда Труда. Из этих искусно смешанных соломинок получился лист бумаги, ровный и длинный, который закатали вокруг бамбуковой палочки.

У мандарина Бу Лей Сана, моего повелителя, пятьдесят раз по десять свитков бумаги. Он употребляет ее для игр воображения, а также для того, чтобы украшать рисунками часовню Морского Будды. Он изящно украшает ею фонарь главной мачты. И порою он дарит мне кусочки.

Мой повелитель Бу Лей Сан владеет еще прекрасной тушью черной как ночь. Когда час благоприятен, он окунает в нее бамбуковые волокна и чертит на бумаге прекрасные задуманные знаки. Это он обучил меня искусству письма.

Когда Фарфоровая Джонка выходила из гавани Кин-Чеу, Бу Лей Сан приказал принести на нее семь чернильниц. Сперва он запретил мне пользоваться ими, ибо день отплытия был днем великого гнева. Но теперь сердце его умягчилось, и он дает мне тайные разрешения.

Знай же. Вода, что сердце мое печально вот уже семь раз по трое лун, с того самого дня, как мы покинули реку Киао-Су и даже еще раньше, с того часа, как мандарин, мой повелитель, открыл в моем сердце любовь к Лу Пей Хо, моему другу. Бу Лей Сан впал тогда в небывалый гнев: он поранил мне левое плечо своими отточенными ногтями; он собственными руками задушил Лу Пей Хо, моего друга, и приказал кинуть его труп в воду пруда. Он даже разорвал книгу Фу Кона, Философа из философов.

С тех пор я жила взаперти и до самого дня отплытия не видала мужских уст. Я съеживалась в тишине. До меня долетали лишь крики горшечников, придававших особо чистой глине форму снастей и бакбортов. И так я узнала, что строят большую Фарфоровую Джонку.

Когда настало время, явилась женщина и сообщила мне о предстоящем последнем путешествии. Потом она завязала мне глаза тройной повязкой из шелка и, поцеловав меня дважды в лоб и один раз в губы, повела меня за руку к Реке. Я не видела пестрого мира, но свет проникал сквозь прозрачную материю и я чувствовала большое темное солнце.

Вскоре мои ноги стали погружаться в песок, и я поняла, что я на берегу, у воды. Более жесткая рука взяла мою руку и повлекла по звонкой доске. Я слышала, как матросы поднимают канаты и громкими голосами повторяют команды. Я взошла на корабль. Меня заставили сесть.

Тогда осторожно женщина сняла повязку, снова трижды поцеловала меня и исчезла. Я выпрямилась во весь рост. Я стояла на палубе Фарфоровой Джонки. Она уже отплывала, и вода стонала под килем.

Бу Лей Сан, мой повелитель, подошел ко мне. У него было важное лицо и широкий шаг. Я сразу поняла, что час рассудка настал. И я слушала его, не перебивая.