Фараон - [118]

— Однако же без него мы не сможем обнаружить трёх диверсантов. Программа «Армагеддон» не содержит указаний на определённое местонахождение.

— Я думаю, Хуссейни убеждён, что управляет орудиями шантажа, который прекратится, когда ислам одержит победу над Израилем и падёт Иерусалим. Неизвестно, знает ли он, что бомбы всё равно взорвутся. Я уверен, что Хуссейни не в состоянии прочитать эту программу и истолковать её.

— Но что мы можем сделать?

— Куда мы едем?

— В наш оперативный центр в Чикаго: я переместился туда, потому что Хуссейни проживает здесь, а он сейчас — центр всего.

Несколько минут они хранили молчание, и Блейк следил из окошка за тысячами огней мегаполиса, улицами и автострадами, забитыми кошмарным движением, по которым хлестал проливной дождь. Несмотря ни на что, в этот момент он обнаружил, что очень соскучился по городу, и понял, что должен любой ценой помешать угрожающей ему ужасающей беде.

Внезапно учёный встрепенулся:

— Генерал, есть, несомненно, одна вещь: он слушает радио. Мне немедленно требуется деревянная бедуинская ступка с пестиком.

Генерал вытаращил глаза:

— Что вы сказали?

— Вы поняли меня: деревянная ступка и пестик типа тех, которыми пользуются бедуины арабского полуострова.

— Но это предметы цивилизации неолита: где прикажете взять их в Чикаго?

— Не знаю: прочешите все музеи, институты антропологии и этнографии, но отыщите их, пожалуйста... и вот что ещё: найдите мне ударника.

— Ударника?

— У меня сломаны запястья, генерал, я не мшу работать пестиком в ступке.

Хукер недоверчиво покачал головой, но связался с оперативным центром и передал распоряжение.

— Какие бы то ни было комментарии неуместны, — добавил он, — то есть запрещены. Мы приземляемся через десять минут: постарайтесь не разочаровать меня.

Странный предмет прибыл с посыльным из «Археологического музея» через полчаса, а ударника доставили на такси, чернокожего парня по имени Кевин, который наяривал рэп в группе «Коттон-клуба» в центральной части города.

— Выслушай меня хорошенько, Кевин, — обратился к нему Блейк, — я тебе настучу ритм пальцами по столу, а ты скопируй его, стуча пестиком по внутренности ступки, пока эти господа не запишут звуки на кассету. Постарайся сделать это как можно лучше. Понял?

— Просто, как детская забава, — пожал плечами Кевин, — начинай, приятель.

Блейк начал выстукивать ритм пальцами по столу под изумлёнными взглядами генерала Хукера и прочих офицеров, а Кевин немедленно сымитировал его, извлекая из своего импровизированного инструмента сухой и звучный ритм, простой и задевающий какие-то тайные струны в душе. Блейк впервые услышал его в доме Омара Хуссейни в канун Рождества, а во второй раз — двое суток назад в палатке шейха в Эль-Муре.

Когда они закончили, учёный повернулся к Хукеру:

— Пусть этот ритм транслируют все радиостанции каждые десять минут, пока я не скажу прекратить это. И... будем уповать на Бога.

— А теперь мне надо навестить туалет, — заявил он, подхватывая свою сумку, — я должен поправить свою повязку.

Блейк вышел в коридор в направлении двери, которую ему указали, но вместо того, чтобы войти в неё, он дошёл до лифта и спустился в гараж. Там стояло множество автомобилей, как гражданских, так и серо-зелёных военных: он сел в первый попавшийся, у которого ключ торчал в замке зажигания, и рванул с места на полной скорости, не обращая внимания на охранника, попытавшегося приблизиться, чтобы потребовать пропуск.

Блейк долго ехал под проливным дождём, стиснув зубы и стараясь превозмочь боль в запястьях, которая становилась всё сильнее по мере того, как ослабевало действие анальгетика, введённого врачом.

Улицы были забиты движением и превратились в вавилонское столпотворение криков, грохота от столкновений и звуков клаксонов, и Блейк, как только представилась возможность, направился к кварталу на окраине, где людям жилось настолько паршиво, что они даже не испытывали страха перед атомной бомбой.

Он сразу же включил радиоприёмник и, перед тем как добраться до своей жалкой квартирки, услышал, как все программы были прерваны, чтобы транслировать странный ритмичный звук, монотонное постукивание, которое время от времени сгущалось до напряжённого, похожего на удары молотка, звука. Кевин оказался настоящим артистом.

Блейк оставил машину на парковке и под потоками дождя добежал до двери. Он вынул ключи из кармана и с некоторым усилием отпер дверь.

В маленькой квартирке было холодно, темно и всё пребывало в том же состоянии, в котором Блейк оставил её перед отъездом. Воры прекрасно знали, что в подобном месте поживиться нечем.

Он включил свет и отопление. Потом направился к шкафчику, набитому банками, нашёл пакет кофе, ещё не распечатанный, открыл его, подготовил фильтр, налил воду в кофейник и поставил его на плиту. Блейк попытался навести хоть какой-то порядок и, занимаясь уборкой пыльной одежды и обуви, включил радио. В этот момент транслировали классическую музыку — Гайдна.

Учёный присел и закурил сигарету.

Минул час, но из окружающего квартала не раздавалось больше ни малейшего шума: обитатели либо все вообще ушли, либо решили ожидать в безмолвии Божьего суда.