Фараон - [113]

— Это хорошая новость.

— Может быть, я сообщу тебе кое-что получше через несколько часов, если я нахожусь на правильном пути, но пока предпочитаю промолчать. А наше наступление?

Иегудай показал на объёмной модели зоны, в которых подразделения вели бои.

— Первый этап атаки ослабевает: мы вынуждены экономить горючее, а вскоре очередь дойдёт и до боеприпасов. Чуть погодя мне станет ясно, отдавать ли в Беэр-Шеву приказ на запуск наших «гавриилов» с ядерными боеголовками, пока это не окажется слишком поздно.

Авнер склонил голову.

— Я буду действовать этой ночью и держать тебя в курсе.

Он вышел из Генерального штаба и велел шофёру отвезти его в гостиницу «Царь Давид», чтобы выпить пива и привести в порядок свои мысли. Ему подали пиво, и Авнер закурил сигарету. Ещё несколько часов, и ему станет ясно, не подвела ли его интуиция, сохранила ли старая ищейка хороший нюх. Он долго обдумывал каждую возможность, а когда поднял голову, то увидел перед собой Феррарио в полевой форме со звёздочками младшего лейтенанта и портупеей с пистолетом.

— Я всё организовал, команда ждёт лишь вашего приказа.

— Куда это ты собрался в такой форме? — удивился Авнер.

— С вашего разрешения, на фронт. Я попросил направить меня в боевое подразделение.

— А как же рубашки от Армани?

— С ними покончено, господин Авнер, у армейских портных выбор невелик.

— И у кого ты просил разрешения оставить службу у меня?

— Я прошу его у вас, господин Авнер. Столько парней гибнет на фронте, чтобы отогнать врага от стен Иерусалима. Я хочу внести свой вклад.

— Ты уже вносишь его, Феррарио. И делаешь это очень хорошо.

— Спасибо, господин Авнер, но я больше так не могу. Вы теперь сможете прекрасно обойтись и без моей помощи. Прошу вас.

— Ты сошёл с ума! Ведь после окончания университета ты мог бы вернуться домой, но предпочёл эту беспокойную увлекательную службу. И вот теперь хочешь идти на фронт. Конечно, это ещё более захватывающе, но, полагаю, ты отдаёшь себе отчёт в том, что это также и чрезвычайно опасно.

— Я отдаю себе отчёт в этом, господин Авнер.

— Ты не скучаешь по Италии?

— Очень скучаю. Это самая красивая страна в мире и моя родина.

— Но тогда...

— Эрец Израэль[37] — родина души, а Иерусалим — небесная звезда, господин Авнер.

Авнер подумал о Рас-Удаше, о секрете, который по его приказу погребли под горой трупов, и ему захотелось закричать: «Всё это неправда!»

Но вместо этого он с сочувствием произнёс:

— Я сожалею о том, что лишаюсь твоей помощи, но если таково твоё решение, то я не буду ставить тебе препон. Желаю удачи, сынок. Береги себя: если с тобой что-нибудь случится, то целая армия красивых девушек с твоей родины никогда не простит меня.

— Я сделаю всё возможное; но уж вы, если сможете, бросайте курить. — Феррарио поднёс руку к берету, отдавая честь: — Для меня было почётно служить у вас, господин Авнер. — Он повернулся и ушёл.

Его бывший начальник следил взглядом за тем, как Феррарио удалялся шагами, отягощёнными армейскими ботинками, и думал, что итальянцы ухитряются оставаться элегантными даже в лохмотьях, затем опустил голову и уставился на окурок своей сигареты, который медленно тлел между пальцами.

Сара откинулась на спинку своего сиденья:

— Ты действительно решился бы на это? — спросила она, повернувшись к своему спутнику.

— Что?

— Убил бы меня, если бы я не открыла дверь.

— Думаю, что нет. Хотя бы потому, что у меня сломаны оба запястья: мне пришлось бы закусать тебя.

— Но у тебя на лице было выражение человека, который пошёл бы на это.

— Поэтому ты и открыла. Толк был.

— Как ты чувствуешь себя сейчас?

— Транквилизаторы оказывают своё действие: намного лучше. У тебя же довольно бледный вид. Что с тобой?

— Ничего. Я смертельно устала... Уилл?

— Да.

— О чём говорилось в последней части надписи на саркофаге Рас-Удаша?

— Говорилось вот что: «Кто бы ты ни был, если ты осквернишь эту могилу, у тебя будут переломаны кости, и да увидишь ты пролитую кровь тех, кого любишь».

— А почему ты не сказал мне этого?

— Не хотел волновать тебя: именно это и происходит со мной. Кости у меня переломаны и...

— А я и не волнуюсь, Уильям Блейк: здесь всего-навсего дело в совпадении.

— Именно. Это как раз то, что я чувствую.

Некоторое время они хранили молчание, потом Сара поинтересовалась:

— Это были самые последние слова?

— Нет, — изрёк Блейк. — Дальше говорилось: «И это заклинание обязательно будет иметь силу до тех пор, пока солнце не станет заходить на востоке».

Сара взглянула на него с некоторым беспокойством во взоре:

— То есть всегда. Вечное проклятие: солнце никогда не сядет на востоке.

— Не думай об этом, — утешил её Блейк, — это всего-навсего старый магический заговор. — Учёный замолчал, его одолела навалившаяся сонливость, но пока он смежал веки, то заметил, что свет зари, отразившийся в колпаке из плексигласа, начал отступать под натиском сумерек: он обернулся и увидел, как солнце медленно опускается за горизонт на востоке. «Фалькон» ещё не поднялся на свою высоту, но всё равно в этот момент его скорость превышала скорость вращения Земли в противоположном направлении.

Блейк посмотрел на Сару со странной улыбкой и молвил: