Фантум 2013. Между землёй и небом - [65]

– А кифаротерапия? Ты же так верила в неё! Хотела моей маме помочь, помнится.

– Верила, да. Давно это было. Как-то плохо нынче с верой…

– Ну почему же, давно? Год или полтора?

– Три года, Ромушка, – грустно сказала Лидуся.

– А… Оська? – вырвалось у Романа.

– Женился. Мы общаемся редко. Повода нет.

Роман нервно поёжился. Насильно улыбнул себя и расправил плечи.

– Слушай, Лидуся! А ты тогда в кифаротерапию как верила? Романтически или у тебя всё же идея какая-то была?

– Была, конечно. Я ведь не тупая, хоть и не до конца образованная. Я читала про то, как люди от рака вылечиваются, и вот что заметила. Чаще, конечно, выздоравливают оптимисты. Это понятно. Но пессимисты тоже иногда выздоравливают. И знаешь, какой там бывает сценарий? Они теряют веру. Падают в самую глубь скорби. Как бы уже знают, что мертвы. Потом что-то меняется у них в жизни или, может, меняются они. Тогда наступает выздоровление. Их будто выталкивает вверх. Эти случаи более редкие, но я уверена, что они тоже по определённому сценарию идут…

– Значит, как будем лечить? Чередовать лады от скорбного к светлому?

– Ты умный, Ромушка. Конечно, чередовать. Но не так, как мы делали. Это должно быть очень долго – каждое состояние. И ещё: светлый – ты такое правильное слово сказал. Но разве у нас есть светлый лад?

– Среди известных мне античных – нету. Но он ведь должен быть, правда?

Роман с Лидусей взялись за спасение Стеши. Союзников у них не было. Добрая пожилая врачиха никогда бы не поддержала столь антинаучный метод. Стешина мама подумала бы, что над её ребёнком издеваются. Она, кстати, так и подумала. Хуже всего, что они не могли сказать правду самой Стеше. Её скорбь должна быть настоящей, иначе всё теряло смысл.

Ближе к вечеру, когда уже нет посетителей, но ещё не начались вечерние процедуры, Роман принёс кифару к Стеше в палату. Ему очень повезло – кроме неё в палате никого. Одну девочку сегодня выписали, другую перевели. Стеша лежала у окна, за которым горел холодный кровавый закат.

– Здравствуйте, дядя Рома, – совсем тихо сказала девочка, заворачиваясь в одеяло. Её знобило. – Зачем вы рога принесли?

– Музыку тебе поиграю, а ты слушай внимательно.

– Хорошо.

Он начал играть. Кифара была идеально настроена. Роман давно научился чувствовать лады и выбирал в скорбном ладу ноты, звучащие печальней всего.

– Дядь Ром, от твоей музыки мне совсем грустно! – пожаловалась Стеша. – Не играй, пожалуйста.

– Потерпи, Стеша, – просил её Роман, не переставая играть, – это полезная музыка, она тебя вылечит.

– Хорошо, – послушно сказала Стеша и вдруг горько заплакала. – Нет, я не выздоровею, я умру!

Она уже отчаянно рыдала. Роман понял смысл выражения «сердце обливалось кровью». Именно это он чувствовал сейчас, когда целенаправленно доводил до слёз маленькую тяжелобольную девочку.

На Стешины рыданья прибежала медсестра, включила свет.

– У нас всё в порядке, – заверил её Роман, – загрустила вот.

– Болит что-то? – спросила медсестра.

– Тошнит, – прошептала Стеша и опять заплакала.

– Это ничего, – медсестра заторопилась, – вечером укольчик дам, заснёшь хорошо.

Она выпорхнула. Роман опять выключил свет и начал играть. Стеша плакала беззвучно. Тут вошла её мама, до этого уже довольно долго отвлекаемая в холле Лидусей.

– Что, Стешенька, что случилось?

Роман сделал девочке знак молчать, но та схватила мать за руки и забормотала, плача:

– Он злой, он меня мучает, у него плохая музыка, а он специально играет…

Стешина мать гневно посмотрела на Романа:

– Прекратите издеваться над моим ребёнком!

В дверях показалась решительная Лидуся.

– Татьяна Николаевна! Не отнимайте у своего ребёнка последний шанс!

– Какой шанс! – закричала Стешина мать. – Вы кто вообще такая?

– Я – врач, – спокойно сказала Лидуся. – Вы не хуже меня знаете, что ваша дочь безнадёжна…

– Сволочь! При ребёнке… – И Стешина мать зарыдала. Стеша, наоборот, перестала плакать и расширенными глазами оглядывала всех.

– Дядь Ром, я, значит, умру? – шёпотом спросила она.

– Врачи говорят, что да. А мы им не верим, – также шёпотом ответил он.

– Играй, Ромушка, – велела Лидуся.

Он заиграл, чувствуя, что сам уже не выдерживает скорби. Зачем они мучают девочку? Ведь скоро катастрофа. Зачем вообще какие-то бессмысленные телодвижения?

Цвета заката становились всё более невыразимыми в своей яркой насыщенности: казалось, небо вот-вот вспыхнет или истечёт кровью, но солнце коснулось земли и начало проворно втягиваться за её край. Что-то случилось с цветом. Красное мертвело, уходя в запредельные оттенки синего и фиолетового.

И вот тогда на пустых детских кроватях бесшумно расселись три знакомые чёрные фигуры. Пальцы Романа вспотели и неприятно заскользили по струнам. Он продолжал играть. Не хотел, чтобы они заговорили, хотя их молчание пугáло не меньше.

Голоса их всё же зазвучали у него в голове.

– Лев выбрал неверное направление.

– Лев будет принесён в жертву и выйдет из игры.

– Древний жертвенник разверзся, ожидая нового льва.

– Какой я вам лев! – возмутился Роман. – Медведь я. Ребёнок так сказал. Разве дети в таком ошибаются? И ничего львиного во мне нет.

– Дурень! У тебя ж день рождения в июле. Под знаком льва, – три А проговорили это издевательским хором и пропали.