Фантум 2013. Между землёй и небом - [58]

– Не знаю, как я поеду. У меня диплом на носу, – хмуро отозвался Роман.

Глаза у него были красные от недосыпания, стол ломился от толстых книг по музыке, истории и даже медицине.

– Ро-муш-ка! Я слышу упадничество в твоих речах. – Осик тоже зашёл в комнату. – Что плохого в дипломе? У меня он тоже в этом году. Правда, мне его уже написали за денежку.

Роман выразительно посмотрел на Осика. Тот тут же запел на мотив жестокого романса:

– О, отверни скорей лицо, гримасой кислой увенчанец!

– Не смешно, Оська, – сказал Роман, – я-то себе диплом покупать не буду.

– Тогда позволю себе напомнить, как директор, что ты у меня работаешь по трудовому законодательству и таки обязан появляться на службе. Сегодня твоя служба будет заключаться в репетиции с гитарой и флейтой.

– Чего? Что это ещё за гитары-флейты?

– В Польше у нас концертный формат, – объяснила Лидуся, – Осип решил расцветить кифару другими инструментами.

– А то как же – наш бриллиант, да без оправы! – засмеялся Осик.

Гитарист с флейтистом оказались вышколенными. Видно, Осик тщательно проинструктировал их насчёт звёздности Романа и проекта в целом.

Хорошая вышла поездка в Польшу. Бигос и запечённая рыба. Стылая туманная Висла, в железных панцирях мостов. Авангардные костёлы и гордые независимые польки. На их фоне Лидуся казалась Роману очень милой. Пока зачем-то не завела разговор о женитьбе. Осик в Польше завязал много полезных связей, и следующая поездка была уже в Германию.

Там были: дивные сосиски, ящики с цветами на всех балконах, жилистые немки, улицы имени поэтов-романтиков и, конечно, язык. Язык философии. Осик, правда, больше запомнил дотошного немца, который пытался разоблачить медицинскую составляющую кифаротерапии.

Во время гастролей Роман писал свою работу. Нужно было уложиться в срок, и он успел. Шеф, Валерий Иннокентьевич, одобрительно крякнул и повёл его знакомиться с культурологами, ибо защита близилась.

Защищался он, когда стояли белые ночи. На защиту пришли и Лидуся с Осиком, и сестра. Валерий Иннокентьевич нервно почёсывался. Профессор теперь жестоко раскаивался, что позволил студенту сменить тему. Мало того что произошло это в нарушение календарного плана, переданного на кафедру ещё осенью. Утверждение тоже произошло по прежней теме, по Пармениду. По новой же теме нормального утверждения не получилось – завкафедрой уехал, исполняющий его обязанности заболел. Так ещё и новая тема была весьма сомнительного свойства. Называлась работа: «Возникновение и эволюция доктрины практичной искусственности».

В общем, всё казалось шатким. Культурологи не считали Романа своим, философы относились к нему с сомнением.

Роман рассказал о своём исследовании по поводу вытеснения натурального строя в музыке. Даже предъявил кифару. Она не вызвала особенного интереса. Пошёл дальше, прослеживая тенденцию вытеснения натуральности в пищевой промышленности, перешёл на скользкую тему воспроизводства человека и изменения моделей человеческих взаимоотношений. Договорив, он сел, чувствуя, как дрожат руки. Оппоненты с кафедры философии бодро приступили к разгрому. Они не нашли в работе ни вопросов, выводящих на границу знания и незнания об объекте и предмете исследования, ни методологии исследования. Тогда Валерий Иннокентьевич обратился к культурологам. Кто-то из них похвалил работу, но слово тут же взяла неприятная дама с тонкими ярко накрашенными губами. Она сказала, что подобный диплом лучше защищать в медицинском университете, на факультете народного целительства, если, конечно, такой факультет вообще где-то есть.

– Между прочим, Авиценна называл медицину родной сестрой философии! Проблематика физического тела – зеркало проблематики общества! – звонко протараторила из зала Лидуся.

Авиценна, скорее всего, бешено завертелся в гробу от её слов, но мерзкая дама-культуролог потеряла нить своей ядовитой мысли, и Роман был спасён. Заговорили другие профессора. При недостаточной научности работа Романа всё же была живой и интересной. Градус напряжённости пошёл на спад. Шеф с облегчением вытер лоб платочком.

После защиты пили водку в аудитории. Ирина ухитрилась сцепиться с Лидусей и с криком «Без комментариев!» убежала, хлопнув дверью. А к Роману подошли трое незнакомых прилично одетых молодых людей со странно невыразительными лицами. При виде их он вспомнил выражение «офисный планктон».

– Алекс. Анатолий. Аркадий, – представились они.

– Вы что, специально в алфавитном порядке подбирались? – удивился Роман.

– Да. Мы специально подбирались, – без улыбки подтвердил кто-то из них.

Запомнить их оказалось невозможным.

– Мы восхищены вашей работой, – сказал второй.

– Она показывает незаурядную глубину в понимании положения вещей, – добавил третий.

– Боюсь, что мои коллеги так не считают, – вздохнул Роман. – Простите! Я не знаю ничего о вас. Быть может, вы тоже – мои коллеги.

– Мы действительно ваши коллеги.

– Мы хотим предложить вам сотрудничество, заключающееся в популяризации практичной искусственности.

– Но… – Роман посмотрел на них с удивлением. – Мне кажется… эта идея популярна и без этой… популяризации.

– Недостаточно, коллега!