Фантум 2013. Между землёй и небом - [56]

– Ирочка, – мягко сказала Лидуся, – мы думали поиграть ей. Вдруг бы наступило улучшение?

– Улучшение от чего? – завопила сестра, рыдая и размазывая сопли кулаком. – От вашего дилетантского бренчания? Мама, в отличие от ваших клиентов, понимает в музыке! Рома! Если вы устроите хоть одно ваше дурацкое шарлатанское выступление в нашем родном городе – у меня больше нет брата!

Она выскочила из ворот больницы и, спотыкаясь, побежала по улице.

– Придётся звонить по друзьям или искать гостиницу, – сказал Роман, – к нам в квартиру уже не пойдёшь.

Договорились о ночёвке с бывшим одноклассником Романа. Утром собрались искать гостиницу, но за эту ночь мама умерла. Начались тягостные хлопоты. Большую часть их взяла на себя Лидуся, поскольку брат с сестрой находились в ступоре и мало что могли.

Звонок Осика после похорон и поминок очень обрадовал Романа. Осик волновался. Осик нарыл новых, очень богатых клиентов.

Сухо, но прилично простившись с Ириной, кифаротерапевты срочно выехали в Петербург.

В поезде Роман не мог заснуть. Перед глазами мелькало то лицо матери, то рыдающая сестра. Он вспомнил о своей теме – не диссертации, а диплома. Диплом был посвящён платоновскому «Пармениду».

Шефу тема не особенно нравилась. Читая Романовы умозаключения, он каждый раз недовольно покряхтывал.

– Вам нравится в этом тексте невозможность его окончательного постижения, не более того, – сказал он как-то.

Роман, помнится, заспорил. Почему же «невозможность постижения»? В «Пармениде» так красиво показано рождение логики из хаоса. А эта замечательная фраза: «Вещи приобщаются к идеям, но не посредством подобия: надо искать какой-то другой способ их приобщения»? Разве она не подсказывает, что путь постижения существует?

Шеф терпеливо выслушал аргументы и сказал:

– Вы мистик, Роман. Я бы даже прибавил сюда слово «радикально-поэтический». Ваша беда в том, что вы пытаетесь притвориться материалистом.

Тут Роман возмутился. Какая мистика? Его всегда привлекали точные исследования. Даже в школе он скучал на литературе и увлекался физикой. Правда, пятёрок по физике ему не ставили.

Шеф вздохнул и сказал «Продолжайте».

…Богатые клиенты пожелали совместить кифару с массажем. Осик вспомнил о Лидусиных массажных курсах, которыми она хвалилась в начале знакомства, и решил: массажу быть.

Кифаротерапия проходила новый виток развития. Новые клиенты привели своих друзей. Осик подумал. Присовокупил к массажу кальян – для увеличения релаксации – и ещё поднял цену. Романа вопрос денег интересовал всё меньше. Он с головой ушёл в исследования. Решил выяснить: почему музыка пришла к отказу от натурального строя. Теперь, когда его слух по-настоящему прочистился и обострился, он уже с трудом воспринимал темперированные созвучия.

Однажды на Университетской набережной кто-то хлопнул его по плечу сзади.

– Знакомый человек, понимаешь!

Это был Бонифаций. Пошатывающийся, с немытыми волосами, но как всегда полон оптимизма.

– Бонифаций, – Роман пожал ему руку, – скажи, зачем всё же натуральный строй покорился темперированному?

– Покорился, вот-вот! – обрадовался Бонифаций. – Ты понимаешь! Там просто война была, такое чудаки устроили!

– Какая ещё война? – удивился Роман.

– Это не все знают, – уклончиво сказал Бонифаций, – мне тут в магазин бы зайти, понимаешь. Я бы тебе много рассказал.

Бонифацию хотелось, понимаешь, выпить. Роман купил ему водки. Пить её было негде. На улице – незаконно, да и сыро. Эпоха гостеприимных подъездов давно канула в прошлое. Пришлось вести Бонифация в новую квартиру. Уж очень заинтересовали Романа слова про войну и натуральный строй.

– Короче, стали они потихоньку подменять, – начал Бонифаций, опрокинув первую рюмку. – Сначала – Пифагор, собственно. Он же полубогом себя считал, понимаешь, всегда был в белой одежде. Он немножко натуральный строй подрихтовал, чтобы попроще было для простых людишек. Чтобы можно было простой арифметикой все соотношения высчитать. Потом в средние века правильные чудаки были. Они захотели настоящей гармонии – всё же Творца, понимаешь, прославляли, не просто так. Не понравилась им пифагорейская упрощённая терция, услышали они, что это недостаточно божественно. Ну и нащупали эту «дидимову комму».

– Я знаю, – сказал Роман, – у Пифагора соотношение частот терции ⁸¹/₆₄, а натуральная – ⁵/₄, эта разница и называется «дидимовой коммой».

– Не совсем так, – Бонифаций стремительно поглощал водку. – Комма – это не отличие, не пустота между чем-то и чем-то. Комма – она как особенная нотка. Нащупаешь, и будет божественное звучание. Ты-то нащупал. У тебя уши мировые, понимаешь!

– Ну а в чем война-то была? – Роман боялся, что Бонифаций скоро совсем утратит способность связно мыслить.

– Ну, сражались они друг с другом, конечно. Когда светлый Царлино высчитал свой pure intonation – натуральный строй – не все обрадовались. Ограничения в нём были немалые, это точно. Только в некоторых тональностях музыку можно делать. И то при хороших ушах. Но разве человек может хоть как-то приблизиться к божественному, не ограничивая свою природу? А потом пришёл хитрый Эйлер и поделил октаву на равные отрезки. Чтобы ушами, значит, не нащупывать, а всё заранее готово было. Сделал не божественно, но удобно. Вообще-то делить октаву первый не Эйлер придумал, а китаец один. Кажется, Чжу Цзай, если не путаю. Коллективизацию в музыке учинил.