Фантош - [8]

Родительские собрания Алексей тоже первое время пропускал мимо себя: ходила Ирина. Слегка подварчивала после этого за ужином:

— Мне вовсе не интересно, как перемывают косточки посторонним детям. А наши вполне умеют постоять за себя сами.

Кажется, тотальное бесстрашие Гаянэ уже тогда было вполне зримым — и заразным, думает Алексей, уже почти засыпая на своём просторном ложе. Стоило чуть о нём забыть — и как раз тогда оказалось, что оно практически всеобъемлюще.

Да, вот именно. Всё бытие кардинально меняется, когда вырастают дети. Когда внезапно оказываются отчуждены от родителей и их влияния.

Я виноват. Я слишком старался обеспечивать жизнь семейных, прежде чем понял, что именно я обеспечиваю…

Всё тает в бессвязности картин. Куклы…

Готические — или готские? — игрушки — по всей комнате, общей для обоих детей. Откуда — Алек сначала не спрашивал: женское увлечение, значит, Гая. Явно от хорошего мастера. Не ряженые барби и катюши, хотя и похожи слегка. Тело, возможно, из стандартных заготовок, которых полно на здешнем рынке художеств, но головка и руки — авторской лепки. Наряды и обувь сделаны с невероятным тщанием. Крой одежды — прихотлив, точен и элегантен, как в цветущем средневековье, когда дорогие ткани раскраивали по индивидуальным лекалам и почти без лоскутов.

Да, думал Алексей, чуть отходя от сна измученным сознанием. Невероятно — ведь мне сейчас снилось как раз это. Гаянка и Зорик, растягивающие четырёхугольный кусок золотной парчи, шагреневой парчи, так, что сложные арабески на ней множатся до бесконечности. И говорят отцу:

— Вот видишь, а ты боялся, что на покров не хватит. Всего у нас в достатке: и материи, и площади, и души.

Площадь. Поскольку квартира была не очень велика, а ребятишки — они и есть ребятишки, спали оба тогда в два яруса: Зорикто вверху, Гаянэ — внизу. Подросши — норовили поменяться.

И, кажется, оба затаскивали своих кумиров в постель.

Как теперь Эрдэ — его самого.

Года через четыре, когда дочь заканчивала начальную школу, а сын подступался к девятому выпускному, их роли окончательно переменились. Гая выровнялась, похорошела, стала удивительной умницей. Одни пятёрки, редко — четвёрки, и то за нестандартность мысли. И за умственные выступления не к месту — перед учителями и старшеклассниками. Ни командного крика, ни увесистых кулаков по жизни не боялась — тоже следствие врождённой травмы? Ну и, конечно, малое спортивное светило: бег, плаванье, гимнастика. Не то чтобы очень блистала — соревноваться в тай-цзи и боевых искусствах отец запретил. Она выслушала спокойно, лишь потеребила кончик пепельной косы.

Но вот Зорикто решительно отказался переходить из школы в элитную гимназию.

— Там учат, папа. Совершенно чётким вещам. По чёткому плану, — объяснял он, потирая переносицу.

— А что тебе надо, как не это?

— Самому искать. Понимаешь, пап, основные культурные схемы я знаю. А когда теперь роюсь в художественном беспорядке, скажем так, удаётся подцепить неожиданные вещи, установить необычные связи. Так как-то.

В школьной математике с информатикой и прочих точных науках он по-прежнему шёл твёрдо, но звёзды с неба добывать отказывался.

Отец подозревал, что мальчишка попросту не хотел расставаться с сестрой даже на переменках, но когда поднимал вопрос перед своей женщиной, Эля только улыбалась, отводя глаза:

— Он упрям — это фамильное. Его деду тоже пришлось переламывать стереотипы: пастушонок в улусе — должность, конечно ответственная, но всё же…

Дочка не выступала в соревнованиях, но это не значило, что не ходила на тренировки. Приходилось давать деньги на костюмы из белоснежной парусины — росла неудержимо, руки-ноги мигом начинали торчать сверху и снизу. На инвентарь Алек не раскошеливался, настоял, чтобы брала напрокат, но откуда-то Гайка получила деньги на покупку двух бокэнов, дорогих, из крепкого дуба. Ими усердно обучалась владеть — похоже это было на грациозный танец, завораживало. Но когда по нечаянности, слегка бахвалясь, зацепила за коридорный светильник и разбила его вдребезги, Алек прямо остервенел:

— Голову бы тебе разбить этой шашкой, — крикнул.

Ну да. Как японский городовой — наследнику престола.

В гневе выхватил бокэн — и через подставленное колено. Не получилось, хрупкость и гибкость не как у стали.

От ушиба опомнился, охолонул немного. Даже извинения зачем-то попросил.

Но на всю жизнь запомнил, каким жёстким и светлым, будто выцветшим, стал на мгновение взгляд родной кровинушки…

После того случая квартира стала конкретно тесна Алексею в плечах. Некое напряжение пространства, которое всё увеличивалось.

В гостиной — авторские реплики деда Зорикто выступают изо всех стен. Возможно, и оригиналы. Полотна и картонки с мутными названиями: сухая бестравная степь поименована морем, овечье стадо — прятками, ненормальная ухмылка длиннолицей бурятки — Моной Лизой. Действующие модели холодного оружия на коврах детской комнаты почти касаются кукольных голов. Как выяснилось в ходе расследования, бокэны и прочее обеспечивал сестре Зорик: это он сам «строил» готических барышень, лепил им выражение лиц, шил платьица и башмачки на миниатюрной и мощной швейной машинке — подарке матери. А потом продавал большую часть через виртуальные лавочки. Говорил, встречались с покупателями по пути в школу или из неё — другого времени не находилось.