Фантомный бес - [33]

— Спасибо.

— Я довольно ловко стучу на машинке, — сообщила Мария, — могу служить переводчицей, разбирать письма, отсылать письма, могу их даже писать…

— Вот как? Даже писать? Неожиданное предложение, — улыбнулся Локкарт, — но смелое и заманчивое. Не сомневаюсь в ваших способностях. Если вы не против, в ближайшее время прикинем наши планы.

В давние времена их короткого лондонского знакомства Роберт Брюс Локкарт был начинающим дипломатом, еще только готовящимся отбыть в Россию. Ныне это был опытный работник, хорошо узнавший страну и ее людей за годы работы секретарем консульского отделения в Москве. Более того, он Россию искренне полюбил — с ее снежной зимой, колокольным звоном, веселыми купцами, румяными купчихами, тройками с бубенцами, загородными ресторанами, цыганским пением, с ее театрами, гимназистками на коньках, с обилием собеседников — умных, пылких, страстных, ироничных, жестоко-критичных, а то и вполне мрачных. Он собирался жить в России долго, но сразу после февральской смуты его отозвали в Лондон. Внешним поводом послужило его, человека женатого, минутное увлечение одной молодой особой из московского Художественного театра.

Однако в январе 1918-го его, хорошо знавшего русскую жизнь изнутри, прислали вновь — и с очень важной миссией: совершить возможное и невозможное, но предотвратить сепаратный мир России с Германией. Дело в том, что неожиданно захватившие власть большевики не только развалили русскую армию, но и повели странную политику на сближение с Германией, на какое-то заигрывание с ней. Выхода восточного члена Антанты из войны западные союзники опасались всерьез. Более того, они считали подобный выход низким предательством, которое не просто нарушало союзнические обязательства русских. Оно неизбежно затянет войну, вызовет новые огромные жертвы и поставит под вопрос окончательную и безусловную победу. Царская Россия на специальном совещании в 1915 году подтвердила Тройственный союз и клятвенно обещала вести войну до победного конца, за что Франция и Англия соглашались отдать ей в послевоенном мире Константинополь, а также контроль над Босфором и Дарданеллами, старинной российской мечтой. Но большевиков это мало трогало. Свои интересы и свою власть они ставили выше любых прежних соглашений и выше любых Дарданелл. Что им какие-то проливы, когда они намерены в соответствии со своей доктриной создать, используя все ресурсы России, невиданный в истории военно-революционный лагерь и, как только позволят обстоятельства, захватить (на их языке это называлось — освободить) весь мир. Но сегодня у большевиков одна задача — удержаться у власти любой ценой. Для этого они готовы были отдать Украину, Прибалтику, Финляндию, половину Кавказа, Сахалин японцам, что угодно. Вот почему тактические переговоры о мире с германцами шли вовсю.

Мура о важном задании Локкарта, естественно, ничего знать не могла. Однако понимала, что возмужавший за эти годы дипломат прибыл отнюдь не прохлаждаться. И уже готова была оказать ему любую помощь. Локкарт, недолго думая, объявил Марии Закревской, что берет ее к себе помощницей. Как-либо оформлять это в полуразоренном посольстве он посчитал излишним, поскольку обладал неким личным фондом, тратить средства из которого мог по своему усмотрению. О том, что он влюбился в нее чуть ли не с первого взгляда, он решил умолчать.

Германские войска тем временем, пользуясь отсутствием каких-либо четких договоренностей с новой российской властью, заняли почти всю Прибалтику, а их передовые части приближались к Петрограду. Большевики выслали им навстречу отряды заграждения, какие только сумели собрать. Однако, не слишком надеясь на этот полувоенный, а частенько и пьяный сброд, они приняли решение перевести столицу в Москву. В сущности, они решили драпануть. Древний Кремль им казался надежнее Смольного института. Во всяком случае, он был куда дальше от границы. И стены повыше. Да к тому же с бойницами. Иностранные представительства встревожились, но большевики объявили, что в Москву дипломатам пока ехать не надо и что почти все посольства временно отправляют в Вологду. Британский посол Бьюкенен, прежде чем отбыть в этот старинный русский город с остатками своих сотрудников, обсудил с Локкартом ближайшие планы. Локкарт объяснил, что Лондон предписал ему контакта с большевистской властью не терять. «Ну что же, мой друг, — вздохнул посол. — Благословляю вас. Считайте, что я тоже поручил вам открыть в Москве нечто вроде временного британского консульства. Чем сможем, будем вам помогать».

Локкарт и сам прекрасно понимал, что для выполнения своей миссии он не должен терять связи с коммунистическими вождями. Тем более что он успел со многими из них познакомиться, а кое с кем почти подружиться. Британец был обаятелен, не скрывал интереса к большевистской политике и дружбу устанавливал легко. К нему с симпатией относился Троцкий, с ним часто встречались нарком по иностранным делам Чичерин, его заместитель Карахан, а пылкий чекист Петерс считал его чуть ли не лучшим своим другом.

В судорожной суете тех дней Локкарт задумался над тем, каким способом добраться до Москвы. Регулярного железнодорожного сообщения между обеими столицами еще не было. Поезда ходили редко, остановки были мучительно долгими, а для паровозов порою просто не хватало дров. Бывало, пассажирам выдавали топоры и посылали в ближайший лесок. Однако многочисленные посольства и дипломатические службы продолжали подавать заявки и все требовали билетов, да лучше купейных. Но на всех хватить не могло. На автомобиле почти по бездорожью ехать было нереально. Нанять лошадей? Это было бы забавно. Как во времена Пушкина — от одного постоялого двора к другому. Взглянуть изнутри на полуразоренную Россию. Что там да как? Опасно? Быть может. Но опасности англичанина не страшили. И все же он задумался.