Фантомная боль - [2]

И хотя этого, увы, до сих пор не произошло, нельзя отрицать, что любой факт искусства есть не что иное, как объявление о знакомстве.

Я рад, что теперь у меня есть возможность разместить подобное объявление и в России. Ведь похвал русским женщинам я слышал не меньше, чем русской меланхолии.

Арнон Грюнберг

ФАНТОМНЫЕ БОЛИ

I. Харпо

— С моими способностями мне бы королем родиться, — сказал однажды вечером Роберт Г. Мельман.

Мы сидели на террасе гостиницы «Санта Катерина» в Амальфи. Для этого времени года было холодно. На Мельмане была его неизменная синяя куртка, на летних белых брюках темнело пятно от соуса. К губам прилипли арахисовые крошки. От него шел какой-то незнакомый запах — так пахнет в кабачках, где энергично танцуют и никогда не проветривают. Руки у него дрожали, словно птахи, пытающиеся взлететь, но каждый раз бессильно падающие на землю.

Мельман исколесил всю Европу с тремя длинными чемоданами и большой сумкой, полной невскрытой корреспонденции. Сейчас он остановился в гостинице «Санта Катерина», где ему удалось снять номер с видом на море за полцены — из-за того что сезон все никак не начинался.

Раньше Мельман путешествовал на пару со своим секретарем, пока тот от него не удрал.

Вначале Мельман отказался меня принять.

— Убирайся, — закричал он. — Ты что, не видишь, в каком я состоянии?

Мне тут же захотелось развернуться и уехать — ведь не для того я проделал весь этот путь, чтобы он на меня орал! Но мама по телефону сказала: «Задержись, он еще передумает, вот увидишь».

На следующий день, за завтраком, он действительно передумал.

— Все, что сейчас на тебе надето, — наставительно сказал Мельман, — немедленно отправь на помойку.

Двое официантов мрачно пялились в серое небо. Курортный сезон задерживался уже на целых три недели. Какой-то австрияк на ломаном итальянском спросил:

— Во сколько уходит поезд на юг?

— Здесь не ходят поезда, — ответил ему официант по-английски. — Если хотите поехать на юг, придется нанять такси.

Он приблизился к нашему столику.

— Господин Мельман, это правда, что сегодня вы собираетесь рассчитаться?

Мельман кивнул. Официант, все так же глядя в сторону моря, процедил:

— Да-а, если уж гость въехал, от него так легко не отделаться.

Под нашим столиком стояла сумка, полная невскрытых писем. Мельман порылся в ней, достал какой-то счет, бегло его просмотрел и изорвал на мелкие кусочки.

— Им меня не найти, — сказал он, — а к тому времени, как меня найдут, я уже давно буду покойником.

Он вытер измазанные джемом губы и заказал виски. Официант уже хотел было уйти, но Мельман его удержал:

— В твоем возрасте у меня были волосы, да еще какие!

— Жизнь летит, не угонишься… — пробормотал официант, по-прежнему не отрывая глаз от моря.

Остатки волос на голове у Мельмана были совершенно белые и торчали в разные стороны.

— Уже скоро год, — произнес он.

— Как это? — не понял я. — Что это значит?

— Год с тех пор, как удрал мой секретарь.

Австрияк поднялся с места.

— А такси на юг тут ходят? — громко вопросил он.

Все, кто находился в ресторане, посмотрели на него. Посетителей было не густо — намного меньше, чем официантов.

Пожилой господин у окна, развернувший перед собой штук пять иностранных газет, вдруг произнес театральным голосом:

— Я езжу сюда уже тридцать лет и знаю это место даже лучше, чем сам персонал. Если вам нужно такси на юг, то считайте, я вам его уже нашел.

Дама, пытавшаяся подцепить себе на тарелку ломтик ананаса, воскликнула:

— Сюда ездили еще мои родители, и я говорю вам: «Ну зачем вам юг?» — дальше к югу ничего нет, одна сплошная нищета.

Но австрияк, похоже, не оценил этот непрошеный совет:

— Ехать мне на юг или нет — это мое личное дело.

— Правильно, — отозвался господин с газетами. — Когда захотите взять такси, обращайтесь ко мне. Я знаю всех в этой дыре.

Он с торжествующим видом оглянулся по сторонам, но никто не реагировал. Тогда он продолжил:

— Когда мне было шестнадцать лет, мой учитель латыни как-то раз говорит: «Анри, подавляющее большинство людей все равно что мертвые, не буди их». Но я не принял этого к сведению, я всех будил при первой возможности.

— Лучше бы они спали, — пробормотал Мельман.

Дама, все еще сражавшаяся с ломтиком ананаса, упорно гнула свою линию:

— Дальше к югу сплошная нищета, я была там — вначале с родителями, а потом, пять лет назад, еще раз одна. Как была нищета, так и осталась.

Мельман старательно намазывал булочку джемом. Впрочем, я не верил, что он и впрямь собирался съесть эту булочку.

— Я не желаю просыпаться, — капризно протянул австрияк, — я хочу на юг, мне нужно солнце, у меня больная спина.

Кое-кто из официантов уже начал накрывать к обеду. Мне показалось, что некоторые из гостей так и торчат здесь целыми днями в ожидании следующего приема пищи и только вечером после ужина расходятся по своим номерам. Возможно, между пятью и шестью они ненадолго спускаются вниз, в спортивный зал, поиграть в пинг-понг.

— Нужно суметь отбросить коньки, прежде чем кончатся деньги, — сказал Мельман, — и никак не наоборот, не то станешь для людей обузой. А люди этого не заслужили.

* * *

Роберт Г. Мельман — это мой отец. Правда, во время своих внезапных вспышек ярости он это отрицал.