Фантомас – секретный агент - [13]

Де Наарбовек фамильярно положил руку на плечо молодого человека, смущенного таким благоволением, и повел его в соседнюю комнату. Это была библиотека. Перед большим камином стояли, непринужденно болтая, двое.

Фандор поклонился.

— Господин Жером Фандор, — представил барон. — Моя дочь, мадемуазель де Наарбовек… Господин де Луберсак, лейтенант кирасиров…

После этих торжественных представлений воцарилось молчание.

Хотя Фандор мог быть доволен тем, какой оборот принимала встреча, его, в сущности, не радовало невольное вторжение в эту семейную среду. Журналист не выносил светского общества, холодных, натянутых, искусственных приемов, где чувствовал себя, как в ловушке. Кроме того, когда взгляд Фандора упал на стенные часы, он не мог не подумать: «Если бы не этот Брок и не фантазии Дюпона, я сейчас засыпал бы в своем вагоне и катил бы к Дижону!»

Мадемуазель де Наарбовек с любезностью прекрасно воспитанной хозяйки дома предложила журналисту чашку кофе, а мадемуазель Берта подвинула к нему сахар.

Фандор поблагодарил и занялся своей чашкой, вынужденный одновременно отвечать обеим женщинам и де Наарбовеку, который, будто вдруг вспомнив, говорил ему:

— Но, господин Фандор, вы носите имя, которое многое вызывает в памяти! Вы ведь тот самый знаменитый журналист, который в течение нескольких месяцев преследовал таинственного Фантомаса?

Фандору показалось странным услышать имя Фантомаса в этой аристократической среде, где собрались люди, жизнь которых, вероятно, не омрачают никакие сложности, никакие тайны.

Однако при этих словах барона мадемуазель Берта посмотрела на журналиста с любопытством.

— Да, действительно, я много читала, — сказала она, — о странных делах, про которые только что вспомнил господин де Наарбовек. Скажите мне, мсье, могу я задать вам вопрос? Может быть, мой черед быть нескромной… после вас…

Фандор откровенно рассмеялся: она решительно очаровательна, эта молодая женщина, умная и лукавая.

Бобинетта по-мальчишески встряхнула головой и, взглянув на барона, одобрившего ее легким кивком головы, наивно спросила:

— Скажите, мсье, кто такой Фантомас?

Журналист был ошеломлен. Вопрос, который так естественно задала ему молодая женщина, как будто дело шло о самой простой вещи, — сколько раз он задавал его себе? Сколько бессонных ночей Фандор обдумывал его, никогда не находя удовлетворительного ответа.

Кто такой Фантомас?

Ведь Фандор спрашивал себя об этом уже долгие годы. Сколько раз, во время своих расследований, своих встреч и долгих совещаний с Жювом, он верил, что схватит преступника, разоблачит его, а Фантомас внезапно исчезал! Фантомас потешался над ним, над Жювом, над полицией, над всеми!

В тот момент, когда его должны были схватить, он испарялся, оставляя, как единственную улику, очередную временную оболочку, которой на этот раз пользовался и под которой на мгновение позволял себя узнать. Разгадку таких чудовищных, неслыханных, непостижимых явлений эта рыжая красотка желала получить, спросив всего-навсего: «Кто такой Фантомас?»

Тут заговорил де Луберсак, обращаясь к де Наарбовеку:

— Дорогой барон, не кажется ли вам, что нас достаточно дурачили уже несколько лет этими историями про Фантомаса? Что до меня, то искренне скажу вам, что я в это не верю. Сейчас не то время, когда бандиты могут быть так сильны, как это чудовище, если оно действительно существует.

— Но, сударь, — заметила робко мадемуазель Берта, покраснев и почти не осмеливаясь поднять глаза на красивого лейтенанта, — все однако часто говорят о Фантомасе?

Офицер бросил на молодую женщину рассеянный взгляд, и Фандор вдруг ясно понял, что если лейтенант не придает значения хорошенькой Бобинетте, то на нее, напротив, производит сильное впечатление все, что говорит или делает элегантный офицер.

Пока шла эта беседа, Фандор не мог не заметить молчаливость и печаль мадемуазель де Наарбовек. Это была изящная молодая девушка во всей свежести и блеске своих двадцати лет, с большими глазами, нежными и ясными.

Вероятно, вообще она была веселой по натуре, но в этот вечер печаль омрачала ее лицо, и, несмотря на все ее усилия казаться оживленной и любезной, она не могла этого скрыть.

Де Наарбовек, не упускавший ни одного взгляда Фандора, уловил, какое впечатление произвело на него состояние девушки.

— Вильгельмина, — сказал он вполголоса, — очень взволнована ужасным случаем с нашим другом, капитаном Броком…

Барон собирался что-то еще сказать, но тут раздался саркастический голос лейтенанта:

— В итоге я утверждаю, что Фантомас — это выдумка, более или менее оригинальная, выдумка, которую сыскная полиция или даже просто журналисты подложили обществу как огромную пилюлю. И я могу говорить об этом со знанием дела, — заключил офицер, глядя на Фандора и как бы бросая ему вызов, — потому что в известной мере знаком с этими людьми.

Фандор, которого нисколько не тронули агрессивные заявления лейтенанта, очень спокойно, немного иронически смотрел на него. Однако он не понял последнюю фразу.

Но барон де Наарбовек сказал ему на ухо:

— Вы знаете, де Луберсак служит во Втором бюро Военного министерства: статистика…