Фантомас и пустой гроб - [102]

— Вы очаровательны, совершенно очаровательны! — повторял старый генерал, который ни при каких обстоятельствах не забывал о своем долге галантного царедворца. — Если бы в данный момент вы не воплощали в моих глазах «самозванку», я бы пожалел, что вам не суждено взойти на голландский трон!

— Должна вам признаться, господин генерал, — отвечала молодая парижанка, — что на ярмарке в Нейи я бы чувствовала себя гораздо увереннее! Я ужасно боюсь совершить какую-нибудь грубую промашку.

Фандор, со своей стороны, был обеспокоен. Как пройдет церемония? Все ли поверят, что Бобинетта и есть «узурпаторша»? Правильно ли оформлены соответствующие документы?

— Я очень боюсь… — шепнул он на ухо генералу Грундалу.

— Я тоже… — ответил старый придворный с грустной улыбкой.

— Я боюсь за свою жену! — пояснил журналист.

— А я — за голландский трон! — ответил генерал.

Но больше медлить было нельзя. Из парадной залы, где собрались все придворные, официальные лица и представители знати, доносился нетерпеливый гул голосов. Все уже были оповещены о предстоящем акте официального отречения «самозванки» и горели желанием присутствовать при этом торжественном событии.

— Смелее, сударыня! — сказал Грундал Бобинетта. — И помните, что комедия, в которой вы согласились участвовать, имеет благую и возвышенную цель: спасти страну от революции!

Сопровождаемая целой процессией, состоявшей из королевских камергеров, камер-юнкеров и офицеров в парадных мундирах, Бобинетта торжественно вступила в парадную залу. Она была встречена возбужденным ропотом толпы. Медленными шагами мнимая Елена Мейенбургская приблизилась к трону, на котором восседала мнимая королева Вильхемина. Можно себе представить, что началось бы в зале, если бы присутствующие узнали, что так называемая королева Вильхемина — совсем не королева, а так называемая «самозванка» — вовсе не Елена Мейенбургская!

Однако все происходило самым благородным образом. Когда Бобинетта оказалась на расстоянии нескольких шагов от трона, Элен поднялась и сделала два шага ей навстречу — что свидетельствовало о большом королевском благорасположении.

— Я рада вас видеть, мадам, — сказала, «королева».

— Я счастлива приветствовать Ваше величество! — ответила «самозванка».

Элен села на трон и пригласила Бобинетту занять место в кресле, стоявшем рядом. Грундал обратился к министру двора:

— Господин министр, пусть принесут подготовленные на подпись рескрипты!

Два камергера внесли столик и разложили на нем акт отречения, который должна была подписать «самозванка» и скрепить своей подписью «королева». Обе приблизились к столу.

— Скорее, скорее, подписывайте! — шептал Грундал, очень боявшийся какой-нибудь накладки и торопившийся закончить церемонию.

Бобинетта несколько растерялась: она не знала, как выглядит подпись Елены Мейенбургской. Однако Элен незаметно перетасовала документы и расписалась за «самозванку». Но трудности на этом не кончились. Министр двора, приблизившись к столу, подал королеве рескрипт об открытии сессии парламента.

— Пусть Ваше величество соблаговолит скрепить этот документ вашей королевской печатью! — громко сказал он.

Элен увидела, как вздрогнул Грундал. Она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, и мучительно искала выход из положения. Одно дело — замещать королеву во время парадных, но в общем ни к чему не обязывающих церемоний, другое — поставить вместо нее подпись на важном государственном документе. Но даже если бы Элен решилась на это, она была лишена такой возможности: у нее не было королевской печати… Не зная, как поступить, она сделала вид, будто не услышала слов министра. Но тот, удивленный ее бездействием, повторил:

— Позволю себе напомнить Вашему величеству, что без королевской печати документ недействителен…

Элен побледнела как полотно, и казалось — вот-вот потеряет сознание…

23. ИМЯ ФАНТОМАСА

После ночного разговора с Жювом господин Эйр встал поздно и почти до полудня не выходил из своей комнаты. Затем он позвал к себе Жоффруа Бочку и Бенуа Сундука и сообщил им, что должен срочно поехать в Амстердам.

— Я рассчитываю на вас, друзья мои, — говорил старик, с трудом скрывая волнение. — Прошу вас во время моего отсутствия никуда не отлучаться и присматривать за домом и за плантациями.

Два друга охотно согласились, тем более что в доме доброго старика они теперь чувствовали себя почти так же хорошо, как на Центральном рынке. И господин Эйр, успокоенный, отбыл в Амстердам.

С вокзала он направился в скромный отель. Здесь портье спросил у него, откуда он приехал, чем поверг старика в неожиданное смущение. Он стал бормотать что-то насчет того, что прибыл издалека, и назвал в конце концов одну из областей Южной Африки. Вместо имени и фамилии странный постоялец поставил только инициалы: «Э» и «Р». Но поскольку приехавший был явно при деньгах, портье не придал этому значения. «Каждый сходит с ума по-своему», — подумал он и вручил постояльцу ключ от комнаты.

Поднявшись в свой номер, господин Эйр тщательно запер дверь и первым делом убедился, что перстень с королевской печатью по-прежнему находится у него в кармане.