Фантом ручной сборки - [4]

— Ма-а! — снова взвизгнул ребенок, на нетвердых ногах подбежал к ней и, схватившись обеими руками за плащ, спрятал мордочку в его складках.

— Ну что ты, лапочка! — дрожащим голосом сказала Инга, которая не умела обращаться с детьми и поэтому боялась их до смерти. — Разве я твоя мама?

Ребенок в ответ что-то прогулькал и зарылся в плащ еще глубже. Ясное дело, он потерялся и был в ужасе. Конечно, он не мог спутать свою маму с посторонней женщиной — просто милиционер не подходил ему в качестве утешителя. У него был скрипучий кожаный ремень, шершавые руки и казенный запах.

— Что ты, малыш? — Инга присела на корточки и погладила ребенка по голове. — Сейчас мы поищем твою настоящую маму!

Милиционер тем временем неотвратимо приближался. Выражение его лица, словно барометр-анероид, показывало «бурю». Инга поняла, что он собирается ее четвертовать, не дожидаясь приговора суда.

— Ну? — спросил милиционер. Вероятно, ничего более грозного ему на ум не пришло. — Какие проблемы?

— Проблем — вагон, — призналась Инга. — У меня кошелек украли и еще, глядите, всю облили пивом! Кроме того, я упала и испачкалась и очки утонули в унитазе… А утром с работы уволили.

— И из-за этого вы решили бросить своего сына? — зловещим тоном уточнил милиционер. Он был сердитый, насупленный и клокотал, точно вулкан перед извержением. Инга опасалась, что если он выйдет из себя, то раскаленная лава захлестнет ее с головой.

— Это не мой ребенок! — с жаром воскликнула она.

— Здрасьте! — сказал милиционер и обратился к малышу, словно к свидетелю на допросе:

— Мальчик, это твоя мама или нет?

В ответ на официальный тон малыш отпустил Ингин плащ, зажмурился и завопил так, что в соседнем магазине одежды манекены отшатнулись от стекол.

— Не пугайте ребенка! — рассердилась Инга. — К нему надо ласково обращаться.

— Вы мне, гражданочка, зубы не заговаривайте! — рыкнул милиционер. — Давайте сюда ваши документы!

— Да что вы в самом деле! — вскинулась Инга. — Тут мальчик умирает от горя, а вы!

— Он умирает от горя, потому что вы его бросили! Родная мать!

— Я ему не мать, — запальчиво возразила она. — Если бы я была ему родная мать, он бы сразу перестал плакать. А он ведь орет.

— Он орет от негодования, — заявил милиционер. — Давайте сюда ваш паспорт!

Вокруг них к этому времени уже образовалась толпа, состоящая из пары сочувствующих мужчин и дюжины возмущенных женщин.

— Надо же, сволочь какая! — выдохнула некая добрая тетенька и посмотрела на Ингу круглыми беличьими глазками. — В тюрьму таких мамаш надо сажать.

— Неужели ей отдадут ребенка обратно? — ахнула аккуратная женщина в шляпке, отлично разбиравшаяся в вопросах педагогики. — Она ведь его потом на вокзале кому-нибудь продаст! Я читала о таких случаях….

— Паспорт! — рыкнул тем временем милиционер.

Инга посмотрела в его водянистые глаза с крохотными гвоздиками зрачков и поняла, что нужно во что бы то ни стало добраться до Григорьева. Он был тут, совсем рядом, только руку протяни.

— У меня сумочку разрезали, я же вам говорила! — горячо объяснила она, тихонько пятясь в сторону «Веселого дятла». И приврала:

— Все вытащили: и кошелек, и документы, и даже косметичку с помадой — все!

— Ну да, ну да, — сладким голосом произнес милиционер.

Ребенок в этот момент замолчал, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, открыл на секунду глаза и, увидев, что Инга удаляется от него, побежал следом и схватил ее за край плаща. После чего начал тихо поскуливать.

— Нет, ну вы подумайте! — всплеснула руками бабушка с ридикюлем в руках. — фашистка какая!

— Глядите, мальчик чистенький и опрятненький, — обратилась Инга к милиционеру. — У него наверняка приличная мать, она его, должно быть, ищет.

Говоря это, она достала из сумки сотовый телефон и нажала кнопку «повтор». Телефон послушно набрал номер Григорьева.

— Инга, ты где? — удивился тот. — Мы тебя никак не дождемся.

— Не заговаривайте мне зубы! — рявкнул милиционер. — Паспорт давайте!

— Борис! — простонала Инга. — Я стою возле кафе. У меня неприятности.

— Опять?! Ну, хорошо, мы сейчас выйдем. Кто это там воет?

— Тут у меня ребенок… — Не понял, какой ребенок? — Григорьев возник на пороге кафе с трубкой, прижатой к уху.

Вслед за ним появился его «сюрприз» — Хомутова Надя, красавица и умница, подруга детства, первая любовь, которая отвергла его ухаживания, но с радостью приняла искреннюю дружбу. С тех пор Григорьев, хоть и жил своей жизнью, всегда держал Надю в уме, точно вор план предстоящего обогащения.

Надя и ее муж, Илья Хомутов, учились с Борисом в одном классе и крепко дружили. Вернее сказать, Хомутов и Григорьев соперничали, добиваясь Надиного внимания. Так они росли и мужали, продолжая его добиваться. Надя долго и тщательно выбирала и в конце концов вышла замуж за Хомутова. Григорьев остался их общим добрым другом и научился делать вид, что все забыто и быльем поросло.

Инга не любила встречаться с супругами Хомутовыми, особенно, конечно, с Надей. Ей казалось, что Григорьев невольно их обеих сравнивает, и получалось, будто бы она участвует в каком-то соревновании. Инге категорически не нравилось ощущение второсортности, которое появлялось у нее в Надином присутствии.