Фантазер - [10]

И Ове Роландсенъ тоже размечтался по-своему. По ночамъ доносилось изъ его комнаты пѣніе, игра на гитарѣ, а большаго нельзя было и требовать отъ человѣка его лѣтъ. Онъ пѣлъ и перебиралъ струны не изъ чистаго восторга, а только желая разлечься и облегчить душу въ ея великой работѣ по открытіямъ. Роландсенъ поетъ и поетъ изо всѣхъ силъ, онъ въ большомъ огорченіи, и надо же найти этому исходъ. Разумѣется юмфру фонъ-Лоосъ опять приходила, она не хотѣла унизить ихъ любовь пустяками, она крѣпко держалась за ихъ помолвку. Съ другой стороны Роландсенъ вѣдь не Богъ, онъ не умѣлъ сдерживать своего широкаго сердца, весной всегда срывавшагося съ цѣпи. Не легко было коротко и ясно порвать съ невѣстой, когда она этого не понимала.

Роландсенъ опять пошелъ внизъ къ квартирѣ кистера. Ольга сидѣла снаружи у дверей. Но теперь сельдь стояла въ цѣнѣ, восемь оръ за тонну, времена были хорошія, и въ общину притекли добрыя денежки. Ольга, должно быть, отлично это знала. Или что нибудь другое запало ей въ голову? Но развѣ Роландсенъ былъ изъ тѣхъ людей, которыми можно пренебрегать? Она вскользь посмотрѣла на него и снова принялась за свое плетенье.

Роландсенъ сказалъ: "Какой у васъ видъ! Ваши взгляды — стрѣлы, они ранятъ меня".

"Я васъ не понимаю", возразила Ольга.

"Такъ. Или вы думаете, что самъ-то я себя лучше понимаю? Вотъ я стою передъ вами и этимъ нѣсколько облегчаю вамъ задачу вскружить мнѣ голову".

"Тогда вамъ ужъ лучше бы не стоять здѣсь", сказала Ольга.

"Сегодня ночью я подслушалъ кое-какія слова въ своей душѣ, но они остались недосказанными. И вотъ не долго думая, я рѣшилъ принести сюда разгадку ихъ значенія. Если вы согласны, вы можете помочь мнѣ въ этомъ".

"Я? Что я могу тутъ сдѣлать?"

"Такъ, такъ", сказалъ Роландсенъ. "Вы не ласковы сегодня, вы постоянно прячетесь въ свою раковину. И все-таки волосы ваши скоро откажутся держаться на вашей головѣ, такъ они пышны".

Ольга смолчала.

"Слыхали вы, что у органиста Борре есть дочь, на которой я могъ бы жениться?"

Тутъ Ольга разразилась хохотомъ и взглянула на него.

"Нѣтъ, вамъ бы, право, не слѣдовало смѣяться. Я отъ этого только еще больше съ ума схожу по васъ".

"Вы сумасшедшій!" тихо замѣтила Ольга и лицо ея вспыхнуло.

"Я даже думаю: очень можетъ быть, что она нарочно смѣется, чтобы еще больше вскружить мнѣ голову. Вѣдь прежде чѣмъ убить гуся или утку, имъ вкалываютъ въ голову маленькую булавочку, чтобы они распухли и стали вкуснѣе!"

Ольга быстро возразила: "Нѣтъ, я совсѣмъ не такая, не думайте такъ обо мнѣ!" Она встала и хотѣла итти домой.

"Если вы войдете въ домъ, я тоже пойду за вами и спрошу вашего отца, прочиталъ ли онъ мои книги", сказалъ Роландсенъ.

"Отца нѣтъ дома".

"Такъ. Я, собственно, не хочу итти къ вамъ. Но какъ вы жестоки и неприступны сегодня, Ольга! Мнѣ не удается вытянуть изъ васъ ни одного дружелюбнаго слова. Я для васъ — ничто; вы уничтожаете меня".

Ольга снова разсмѣялись.

"Итакъ, у Boppe есть дочь", сказалъ Роландсенъ, "ее зовутъ Перниллой. Я ужъ походилъ кругомъ да около и освѣдомился. Ея отецъ — раздуватель мѣховъ въ церкви".

"Да что у васъ: на каждомъ пальцѣ по возлюбленной, что-ли?" простодушно спросила Ольга.

"Мою невѣсту зовутъ Маріей фонъ-Лоосъ", отвѣчалъ онъ. Но мы порѣшили, что все должно быть кончено между нами. Можете ее спросить. Она вѣрно теперь скоро уѣдетъ".

"Да, мама, я иду", крикнула Ольга, обращаясь къ окну.

"Ваша мать не звала васъ, она только взглянула въ окно.

"Да, но я знаю, что я ей нужна".

"Ага! Ну, такъ теперь я пойду. Видите ли, Ольга, бы также отлично знаете, что вы и мнѣ нужны, однако, не говорите мнѣ: да, я иду".

Она открыла дверь. Теперь она навѣрно думаетъ, что онъ, Роландсенъ, уже не высшее сравнительно съ нею существо, а это надо было снова поправить. Пристало ли ему терпѣть такой грубый отказъ? И онъ началъ говорить о смерти, высказывая довольно странныя мысли. Что означало для него теперь: смерть! Смерть вовсе ужъ не такъ противна ему. А вотъ похороны, тѣ хотѣлось бы ему обставить по своему. Онъ самъ отлилъ бы колоколъ для погребальнаго звона, и языкомъ этого колокола былъ бы бычачій хребетъ — вотъ какъ онъ былъ бы глупъ. А пасторъ долженъ былъ бы произнести самую короткую рѣчь въ мірѣ, онъ просто поставилъ бы ногу на его могилу и сказалъ бы: признаю тебя умершимъ и сгнившимъ отнынѣ и во вѣки!

Но Ольга замѣтно скучала и ужъ не робѣла. На воротничкѣ красовалась у нея сегодня красная лента, придавая ей видъ настоящей дамы; никто уже не могъ бы разглядѣть и обычной булавки на ея груди.

"Я еще основательнѣе возстановлю свою репутацію", подумалъ Роландсенъ. "А я думалъ, изъ этого что-нибудь выйдетъ. Моя прежняя невѣста, что въ приходѣ, помѣтила начальными буквами массу моихъ вещей, такъ что все мое имущество помѣчено теперь какъ будто Ольгой Роландсенъ. Это показалось мнѣ небеснымъ знаменіемъ. Однако теперь я прошу прощенья и возблагодарю себя за сегодняшній день". Сказавъ это, Роландсенъ приподнялъ шляпу и ушелъ. Вотъ какъ хорошо онъ кончилъ этотъ разговоръ. Однако, будетъ странно, если она по этому случаю немного не помечтаетъ о немъ.

Что же это такое? Даже дочь кистера отвергла его. Прекрасно! Но развѣ не всякому ясно, что все это — только кривлянье. Зачѣмъ же иначе она сидѣла у двери, когда видѣла, что онъ подходить? И зачѣмъ она украсила себя этимъ шелковымъ бантомъ, словно благородная дама?