Фантастика в век НТР - [7]

Научно-фантастическая литература Скандинавии стала заметным явлением в общественной жизни только в шестидесятых — семидесятых годах нашего века, Столь же недавно утвердилась фантастика и в ФРГ. Но в отличие от Скандинавских стран, где писателей прежде всего волнуют социальные, общечеловеческие проблемы будущего, немецкие фантасты увлечены чудесами техники, поразительным воздействием на общественную структуру промышленно развитых стран достижений кибернетики и электроники, космонавтики и автоматики. Об этом пишет в своем романе «Мозг-гигант» Генрих Гаузер, в недалеком прошлом бывший редактором гамбургского «Штерна», Курт Зандер ("Сигнал из космоса") и Ганс Киенфель ("Нас звали звезды", "Дальше, чем ты думаешь"). Жанр антиутопии развивает Герберт Франке. Его романы "Сетка мыслей" и "Стеклянная западня" предупреждают об угрозе возрождения фашизма на новом, электронно-космическом уровне.

И хотя у немецкой научной фантастики насчитывается немало предшественников, среди которых современник Жюля Верна Курд Лассвиц (романы "На двух планетах", "В тумане тысячелетий") и Бернгард Келлерман ("Туннель"), Ганс Доминик ("Власть трех", «Атлантида», "Лучи жизни", "Наследство Уранды") и австрийский утопист Теодор Герцка ("Фрейланд"), она представляет собой совершенно новое явление, целиком и полностью порожденное научно-техническим прогрессом последних лет. К этому следует добавить, что научная фантастика ФРГ целиком стоит на антифашистских, антиимпериалистических позициях.

Фантастика повсеместно сопровождает глобальную научно-техническую революцию.

В Испании, где франкистский режим все еще пытается погрузить страну во мрак средневековья, фантастика обрела характерные черты антифашизма ("Иные дети" Анны Марии Матуте) и сочного народного юмора ("История людей" Антонио Минготе).

В развивающихся странах Латинской Америки она выражает насущные стремления народа к социальному равенству, политической и экономической независимости.

Особую роль играет научная фантастика в культуре социалистических стран. Она развивается и в странах с давними литературными традициями, и в странах, где фантастики до войны совсем не было. Наибольшего развития она достигла в Польше и Венгрии.

В Польше фантастика сформировалась под влиянием таких писателей, как Маевский, Жулавский, Прус и отчасти Джозеф Конрад, писавший на английском языке Так, Лем в своем предисловии к русскому переводу "На серебряной планете" Жулавского писал: "Эта лунная история долгие годы горела в моей душе, словно ожог".

Сейчас в области фантастики активно работают такие известные писатели, как Чеслав Хрущевский, Кшиштоф Борунь, Януш Белецкий, Анджей Чеховский, Ежи Щрдыковский, Витольд Зегальский, Стефан Вайнфельд, Януш Зайдель, Конрад Фиалковский и, конечно, всемирно известный Станислав Лем.

Об этом замечательном художнике и мыслителе наверняка будут написаны многие книги. Философ и врач, знаток физики, кибернетики, биологии, социологии, искусствоведения, автор повестей, романов, радиопьес, философских трудов и юморесок, этот человек каждый раз удивляет нас новой неожиданной стороной своего многообразного таланта.

О романах Лема «Эдем», "Возвращение со звезд", «Солярис» и «Непобедимый» много спорили и много писали. Его книжка "Формула Лимфатера" вышла в издательстве «Знание» невиданным тиражом — и быстро исчезла с прилавков книжных магазинов. Пожалуй, именно новеллы в "Формуле Лимфатера" и «Солярис» — самое замечательное из всего, что написал Лем.

В предисловии к русскому переводу «Соляриса» Лем писал: "Думаю, что дорога к звездам и их обитателям будет не только долгой и трудной, но и наполненной многочисленными явлениями, которые не имеют никакой аналогии в нашей земной действительности. Космос — это не "увеличенная до размеров Галактики Земля". Это новое качество. Установление взаимопонимания предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет? Обычно считается, что разница между земной и неземными цивилизациями должна быть только количественной (те опередили нас в науке, технике и т. п., либо, наоборот, мы их опередили). Но если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей?

Впрочем, я хотел эту проблему трактовать еще шире. Это значит, что для меня важно было не столько показать какую-то конкретную цивилизацию, сколько показать Неизвестное, как определенное материальное явление, до такой степени организованное и таким способом проявляющееся, чтобы люди поняли, что перед ними нечто большее, чем неизвестная форма материи. Что они стоят перед чем-то, с некоторых точек зрения напоминающим явления биологического, а может быть, даже психического типа, но совершенно непохожим на наши ожидания, предположения, надежды…

"Солярис" должен был быть (я воспользуюсь терминологией точных наук) моделью встречи человечества на его дороге к звездам с явлением неизвестным и непонятным. Я хотел сказать этой повестью, что в космосе нас наверняка подстерегают неожиданности, что невозможно всего предвидеть и запланировать заранее, что этого "звездного пирога" нельзя попробовать иначе, чем откусив от него. И совершенно не известно, что из всего этого получится".