Фантастика Рея Бредбери - [29]

Они дергали, теребили друг друга за руки, потом обнялись.

— Эд!

— Джон, бездельник!

— Ты великолепно выглядишь, Эд! Но постой, как же так? Ты ничуть не изменился за все эти годы. Ведь тебе… тебе было двадцать шесть, когда ты умер, а мне девятнадцать. Бог ты мой, столько лет, столько лет — и вдруг ты здесь. Да что ж это такое?

— Мама ждет, — сказал Эдвард Блек, улыбаясь.

— Мама?

— И отец тоже.

— Отец? — Капитан пошатнулся, точно от сильного удара, и сделал шаг-другой негнущимися, непослушными ногами. — Мать и отец живы? Где они?

— В нашем старом доме, на Дубовой улице.

— Старом доме… — Глаза капитана расширились, светясь восторгом и удивлением. — Вы слышали, Люстиг, Хинкстон?

Но Хинкстона не было рядом с ними. Он приметил в дальнем конце улицы свой собственный дом и поспешил туда. Люстиг рассмеялся.

— Теперь вы поняли, капитан, что было с нашими людьми? Их никак нельзя винить.

— Да… Да. — Капитан зажмурился. — Сейчас я открою глаза, и тебя не будет. — Он моргнул. — Ты здесь! Господи, Эд, ты великолепно выглядишь!

— Идем, ленч ждет. Я предупредил маму.

— Капитан, — сказал Люстиг, — я у бабушки и дедушки, если что.

— Как? А, ну конечно, Люстиг. Увидимся, пока.

Эдвард потянул брата за руку, увлекая его за собой.

— Вот и наш дом. Вспоминаешь?

— Еще бы! Спорим, я первый добегу до двери!

Они побежали взапуски. Шумели и пели деревья над головой капитана Блека, гудела земля под его ногами. В удивительном сне наяву он видел, как его обгоняет Эдвард. Видел, как мчится навстречу дом и широко распахивается дверь.

— Я — первый! — крикнул Эдвард.

— Еще бы, — еле выдохнул капитан, — я старик, а ты вон какой молодец. И ведь ты меня всегда обгонял! Думаешь, я забыл?

В дверях была мама — полная, розовая, сияющая. За ней, с заметной проседью в волосах, стоял папа, держа в руке свою трубку.

— Мама, отец!

Он ринулся к ним вверх по ступенькам, точно ребенок.

День был чудесный и долгий. После ленча они перешли в гостиную, и он во всех подробностях описал им свою ракету, путешествие, и они кивали, улыбались, и мама ничуть не изменилась, и отец откусил кончик сигары и задумчиво закурил ее — совсем, как в былые времена. Вечером был обед, умопомрачительная индейка, и время летело незаметно. И когда косточки были гладко обсосаны и хрупко легли на тарелки, капитан откинулся на стуле и вложил все свое удовольствие в глубокий вздох. Вечер упокоил листву деревьев и окрасил небо, и лампы в старом уютном доме окутались в облачка розового света. Изо всех домов вдоль всей улицы доносилась музыка, звучали пианино, хлопали двери.

Мама положила пластинку на виктролу и закружилась в танце с капитаном Джоном Блеком. От нее пахло теми самыми духами, что в роковое лето, когда она и папа погибли в крушении на железной дороге. Его руки обнимали настоящую маму, и танцевалось удивительно легко.

— Не каждый день предоставляется человеку вторая попытка, — сказала мама.

— Завтра утром проснусь, — ответил капитан, — и окажется, что я в своей ракете, лечу в космосе, и ничего этого нет.

— К чему такие мысли! — тихо воскликнула она. — Не допытывайся. Бог миловал нас. Будем же счастливы.

— Прости, мама.

Пластинка кончилась вращающимся шипением.

— Ты утомился, сынок. — Отец указал мундштуком трубки: — Твоя спальня ждет тебя, и старая кровать с латунными шарами — все как было.

— Но мне надо собрать моих людей.

— Зачем?

— Зачем? Гм… не знаю. Пожалуй, и впрямь незачем. Конечно, незачем. Они ужинают, либо уже спят. Пусть выспятся, отдых им не повредит.

— Доброй ночи, сынок. — Мама поцеловала его в щеку. — Как славно, что ты дома опять.

— Да, дома хорошо…

Покинув мир сигарного дыма, духов, книг, мягкого света, он пошел вверх по лестнице, ни на секунду не переставая разговаривать с Эдвардом. Эдвард толкнул дверь, и Джон Блек увидел свою желтую латунную кровать, знакомые флаги колледжа и сильно полысевшую енотовую шубу, которую погладил с затаенной нежностью.

— Слишком много впечатлений, — промолвил капитан. — Я себя не чувствую от усталости. Столько происшествий в один день! Точно я двое суток ходил под ливнем без зонта и без плаща. Я весь, насквозь, пропитан впечатлениями.

Широкими взмахами рук Эдвард расстелил большие снежно-белые простыни и взбил подушки. Потом растворил окно, впуская в комнату ночное благоухание жасмина. Светила луна, издали летели звуки танца и тихих голосов.

— Так вот он какой, Марс, — сказал капитан, раздеваясь.

— Да, вот такой. — Эдвард раздевался медленно, не торопясь стянул через голову рубаху, обнажая золотистый загар плеч и крепкой, мускулистой шеи.

Свет погас, и вот они рядом в кровати, как бывало — сколько десятилетий тому назад? Капитан приподнялся на локте, вдыхая аромат жасмина, в струях которого купались, порхая в темноте, легкие тюлевые занавески. Кто-то завел патефон у себя на газоне среди деревьев, он тихо играл «Всегда».

Мысль о Мерилин родилась в сознании капитана Блека.

— Мерилин тоже здесь?

Лежа на спине в лунном свете из окна, брат медленно произнес:

— Да.

Он помешкал и добавил:

— Ее сейчас нет в городе, она будет завтра утром.

Капитан закрыл глаза.

— Мне очень хотелось бы увидеть Мерилин.