Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1 - [112]

— О чем?

— Обо всем. — Патриция снова пожала плечами. — Ну, просто правду. Когда-то я подходила ко всему чертовски идеалистически. Надеялась, что благодаря телевидению смогу раскрывать ложь политиков, корпораций и всяких им подобных. Показывать всему миру, какой он на самом деле и каким мог бы быть, если бы только все руководствовались сердцем и умом, а не одними только рекомендациями из радио или газет. Ты когда-нибудь слышал такой термин: «создающая мнения»? Есть газеты, которые гордятся, что они, как раз, именно такие. Только ведь это означает ничего большего, как только «мы говорим вам, что вы должны думать», «мы манипулируем вами, сообщая не одни только факты, но уже готовые мнения и суждения»! И потому меня все достало! Мне хотелось изменять мир, понимаешь?! Изменять весь мир!

Тут она сделала паузу и снова пожала плечами. А потом мило улыбнулась.

— Потом это у меня прошло. Я посчитала, раз люди позволяют совать себе в мозги всякую лабуду, значит, они того заслуживают. И вот теперь, к примеру, вижу, что все это может быть вполне даже забавным.

Я остановился и глядел на нее, какое-то мгновение, размышляя о тех возвышенных идеях, которые она послала коту под хвост. Патриция улыбалась, только я видел в ее глазах, что, говоря по правде, она сама себя обманывает. Ведь ей не перестали быть безразличными обманы и манипуляции. Она лишь хотела убедить сама себя, что уже не верит в то, что может быть как-то иначе. Не можешь победить врага, присоединись к нему — верх конформизма…

И вдруг я почувствовал, что и сам хочу сделать что-нибудь великое и замечательное. Что тоже хочу изменить… ну, быть может, не сразу и весь мир. Быть может, для начала, самого себя. В этот миг меня переполняло огромное желание сказать чего-нибудь столь же возвышенное, как и ее тирада. Такое же важное и глубокое.

Я схватил Патрицию за плечо и повернул к себе, а в голове уже имелась вся законченная речь, как это я собираюсь ей помочь, поскольку считаю, что когда-то ведь она была права, и вообще. Что мы возьмем Червяка и еще пару ребят, и изменим весь этот мир. А если начнем в понедельник, то…

Ладно, мало ли чего я там собирался сказать, гораздо важнее то, что сказал в конце концов, глядя в прекрасные глаза Патриции, чувствуя под пальцами ее тепло, исходящее, несмотря даже на материю куртки…

— Я… тебя люблю, — сообщил я.

Или как-то так.

* * *

Что я могу вам сказать: то была не самая лучшая идея, из пришедших мне в голову на той неделе. Правда, Патриция меня прямо не высмеяла, но было видно, что она с трудом сдерживается, чтобы не взорваться.

Какое-то мгновение был просто неудобно. Мы избегали взаимных взглядов и болтали всякую чушь. Я, к примеру, взялся расшифровывать надписи на стенах. То есть, глядел на последовательность выведенных спреем букв и говорил, что они рассказывают про автора. Поначалу все это было даже здорово, но потом оказалось, что большую часть надписей в этом районе делал один страдающий фрустрацией тип с баллончиком, так что особой работы у меня и не было.

Малюющий на стенах рифмоплет был левшой, он страдал незнанием орфографии, а еще — панически боялся девушек. Последнее я понял уже из содержания, а не почерка.

— Собирайтесь девки в кучу, я вам чучу за…» Эх, похоже, у него кончилась краска. При чем, в такой ключевой момент, — захихикала Патриция.

— Ну, понимаешь, перед тем он чвыркал направо и налево, а как только дошло до дела — и не хватило.

Патриция согнулась в приступе смеха. Какое-то время я пялился, совершенно изумленный ее реакцией, и тут до меня дошла суть моей ненамеренной шутки. Я ведь уже говорил вам, что в эти игры у меня не сильно получается, разве нет? Так что и с шутками на эту тему у меня не сильно. Иногда до меня доходит как до жирафа, с приличным опозданием.

Когда мы уже оба надлежащим образом отсмеялись, Патриция подняла с земли мятый и отсыревший номер какого-то крайне левого печатного издания. Красавчик в беседе с нашим страшилой-Эйнштейном упомянул, что сразу же после аферы подобной макулатуры стало попадаться намного больше, словно кто клопов из постели вытряхнул. За последние пару дней их тиражи скачком выросли на тысячу, полторы тысячи процентов.

Статья на первой странице представляла группу калек — молодых людей в сутанах. У некоторых не было рук, у других вместо ног были металлические протезы. Статья же называлась так: «Духовная семинария в Аспене. Идеальное место для клириков-калек или тайная пищевая кладовая Ватикана?

— Боже! — простонала Патриция. — Тебе не кажется, что это нужно показать нашим гостям?

Честно? Я понятия не имел, о чем в этот момент думал, поскольку единственное, что до меня доходило, это то, что Патриция сказала «нашим гостям». Понятное дело, это не звучало как «и я тоже тебя люблю, Ремек», но сами можете согласиться, что от одного до другого уже только рукой подать…

Сегодня я считаю, что этим моим чувством к ней Господь желал защитить мой здравый смысл от засилия чувства вины. Ну, понимаете, от угрызений, что я из великого человека сделал людоеда, или что люди уже не верят Церкви и боятся давать пожертвования во время служб, чтобы финансово не поддерживать контрабанду живых пищевых консервов в страны третьего мира.