Фантастика 1985 - [4]

И Нащокин уже почти никогда не вспоминал о нем. Тяжелые дни пришли для него и его семейства. Частые переезды, при которых новые квартиры становились все меньше и хуже, а количество вещей все время уменьшалось, свидетельствовали о том, что достаток уходит, долги растут и новая жизнь так не похожа на прежнюю. В конце 1854 года Войныч скончался. Еще раньше его знаменитый домик и другие редкости были проданы за долги. Ушли к антикварам и многие книги, а среди них и путеводитель по Москве Сергея Глинки, когда-то забытый Пушкиным на ночном столике у Старого Пимена. Судьба плела свою хитроумную сеть, узоры которой были известны только ей.

Электричка тронулась. «Следующая станция Лось», — послышалось из динамика. Многие пассажиры невольно посмотрели на динамик. К радио в электричках пока еще только привыкали. Борис Сергеевич Дмитриев встал и стал протискиваться к выходу. Пора было выходить. Около дверей он еще раз посмотрел на адрес, написанный на клочке бумаги. Электричка остановилась, Дмитриев открыл дверь, спустился по ступенькам вниз и спрыгнул с последней ступени на невысокую деревянную платформу. «Как пройти на Пушкинскую?» — спросил он молодого паренька, оказавшегося рядом. Получив разъяснения, Дмитриев быстро зашагал в нужном направлении. Охотничье чутье, знакомое всем настоящим коллекционерам, подсказывало ему, что поездка будет удачной. Дмитриев работал более тридцати лет научным сотрудником политехнического музея. И все это время он проводил в поисках новых экспонатов.

Большинство коллекционеров рыскает в поисках картин и старых монет, фарфоровых статуэток и почтовых марок. Дмитриев искал старые автомобили, станки, вышедшие из употребления приборы. Все, что отжило свой короткий век в быстро изменяющейся технике и было достойно музея, интересовало Дмитриева. А его личные интересы и привязанности группировались около точных измерительных приборов, арифмометров, кассовых аппаратов, приборов для связи и радиоприборов. Еще до начала мировой войны, когда музей назывался «Московский музей прикладных знаний», Дмитриев создал специальный отдел прикладной физики. И гордился тем, что все технические новинки всегда попадали в этот отдел почти немедленно. И как быстро (за несколько лет!) они становились музейными экспонатами, становились устаревшими и ненужными вне стен музея.

В последние годы Дмитриев выработал специальную тактику поисков. Он составил картотеку всех бывших фабрикантов и заводчиков, антикваров и комиссионеров. Через адресный стол он узнал адреса всех их ныне живущих наследников и постепенно обходил их, знакомился, наводил разговоры на тему о своей страсти. И, наконец, интересовался, не осталось ли где-нибудь в кладовке, подвале или на чердаке интересующих его вещей. Как правило, посещение оказывалось безрезультатным.

Но иногда бывали настоящие удачи, и Дмитриев твердо придерживался придуманной им тактики поиска. Сегодня он шел к родственникам Фридриха Викентьевича Веркмейстера, державшего до революции известный магазин «Старинные вещи» в тогдашнем Леонтьевском переулке.

Нужный дом оказался небольшим частным владением за глухим забором, с подгнившими досками и столбами, что превратило некогда прямую линию ограждения в прихотливо изгибающуюся границу. Калитка висела на одной петле. Дом явно осел на один бок. Все свидетельствовало об отсутствии крепкой мужской руки. В этом доме доживала в одиночестве единственная дочь хозяина давно исчезнувшего магазина Эльза Фридриховна.

Дмитриев расположил ее знанием немецкого. Ее крошечное личико изображало чувство, похожее на радость. Дмитриев сказал Эльзе Фридриховне, что когда-то был знаком с ее отцом (что было правдой), и сказал несколько любезных слов о чутье старого антиквара. Старушка была совсем растрогана. Наконец Дмитриев изложил хозяйке цель своего визита. Та печально покачала головой: все распродано во время войны, в начале двадцатых и в тридцатых годах, ничего не осталось, ничего, только разный хлам в сарае. «А можно его посмотреть?» — спросил Дмитриев. Замок на двери сарая открылся с большим трудом. Когда глаза привыкли к полутьме сарая, освещавшегося крошечным оконцем, Дмитриев увидел груду всякого старья: сломанные лопаты и прохудившиеся ведра, кресло с продавленным сиденьем и какие-то старые бутылки. Разочарование охватило Дмитриева. Но он всегда помнил историю о том, как один удачливый коллекционер икон нашел великолепную строгановского письма икону в такой же куче хлама, выдернув ее с самого низа груды сломанных стульев и остатков другой мебели.

Поэтому он внимательно всматривался в каждую вещь, сиротливо доживавшую свой век в этом заброшенном сарае. И наконец увидел нечто, что заставило его внутренне возликовать.

Отбросив несколько старых картонных упаковок и облезлый чемодан, перевязанный трухлявой веревкой, он, чихая от поднявшейся пыли, стал осторожно вынимать из образовавшегося в груде старья углубления заинтересовавший его предмет. Когда это удалось сделать, Дмитриев тут же вытащил его из сарая, чтобы на свету рассмотреть свою находку. Через минуту он уже не сомневался, что нашел старинный фонограф. Конструкция его была столь примитивна, что, может быть, принадлежала самому Эдисону. Это была большая удача!