Фантастика 1979 - [8]

Я рассказал Зине про все, что узнал, и про то, что мне пригрезилось в автобусе.

— А может, твой Ждан — переодетая девочка? Отец с матерью ждали мальчишку, а родилась девочка. Ее назвали мужским именем, одели во все мужское…

— Черная романтика, — рассмеялся я и отверг предположение Зины.

— Нет, это будет девочка. — Зина упрямо стояла на своем.

Я понял, что ей хочется быть со мной даже в том далеком и страшном времени…

— А дальше что было? — спросила Зина и взяла меня за руки…

Шли долго. Подземный ход был тесным и сырым. Мы задыхались, свеча, казалось, вот-вот погаснет. В ушах стоял звон, во рту пересохло, ноги стали будто чужие…

Наконец ход пошел вверх, и мы увидели неровные каменные ступени. Громыхнула железная дверь, и свеча погасла…

На минуту мы остановились, я ловил ртом воздух, дышал, но не мог надышаться. Вокруг шумел лес, пахло корой, травами, еловой смолой…

Пошли лесом. Деревья стояли тесно, над землей нависали ветки, и мы пригибались, словно все еще двигались по подземному ходу.

Вскоре рассвело, и лес наполнился птичьим свистом. Мы миновали боровину, вышли на широкую гать к огромным, как холмы, древним соснам. Стволы сосен были толще крепостных башен, вверху зеленели облака хвои…

Я устал, выбился из сил, ноги подкашивались, босовики промокли, стали скользкими и грузными. Хотелось лечь в траву и лежать, пока не пройдет усталость.

Вдруг вверху зашумело, мелькнуло что-то темное, и меня тяжело ударило в плечо, резануло по шее… От неожиданности я встал на колени, закричал не своим голосом. Боль была такая, словно шею резали остро отточенной косой. В ужасе я понял, что на меня напала беспощадная рысь.

Смутно, словно во сне, увидел лицо Ждана, черный кинжал в его руке. Показалось, что Ждан метит мне в голову… Рысь обмякла, мешком рухнула наземь, застыла в траве. На пестрой шкуре темнело неровное кровавое пятно.

— Стерва лесовая. — Ждан носком сапога пнул убитого зверя, вытер о густой мех оружие.

У меня занемела шея, по спине ручейками стекала кровь. Присел, нарвал мягкого мха, приложил к ране.

Рыси часто нападали в бору на людей. Женщины с опаской собирали ягоды, а мужчины, уходя бортничать или на лов, надевали полушубки с высоким крепким воротом.

Ждан все еще стоял над убитой рысью, держа в руке свой кинжал, похожий на кованый крест.

— Страшенный зверь. — Ждан наклонился, потрогал неподвижную хищницу. — Оробел я сначала, дух заняло… А кровь увидел, и храбрость вернулась…

Вышли к ручью, напились воды. Рана горела огнем, я хотел омыть ее, но Ждан не дозволил: разорил шмелиное гнездо, облепил рану тягучим шмелиным медом…

Вышли на огромное моховое болото. Идти стало тяжело: пьянил, дурманил багульник, под ногами проваливался топкий мох…

Посреди болота стоял древний челн, выдолбленный из огромного дерева. Когда-то болото было озером, но заросло, а челн так и остался на месте. В челне выросли деревья, поднялись, будто мачты, листва их шумела, будто тугие паруса…

— Садись, поплывем во Псков, — весело пошутил Ждан.

Перешли болото, нырнули в лес. Рядом захрустели ветки, и прямо перед собой я увидел великана в вывернутой бараньей шубе. Великан сам испугался, встал на четвереньки, на лапах пронесся по выгори.

— Ух ты, медведь! — выдохнул Ждан.

Стемнело. Идти стало страшно. В чаще вскрикивали совы, что-то шуршало и шелестело… Забрались на дерево, прижались к стволу, задремали.

Сквозь сон я услышал, как совсем рядом воют волки, но от усталости не смог даже пошевельнуться.

Очнулся от непонятного шума. Где-то совсем рядом оглушительно ухало. В ужасе я растолкал Ждана…

— Спи себе… — рассердился Ждан. — Бык водяной, птица такая. В воду нос пустит, бускари пускает. Вот и бухает…

Когда идешь по солнцу, волей-неволей забираешь вправо. На третий день мы вышли к узкой реке, заваленной валунами. Это была Пскова. Обрадовались: сбиться с пути было уже нельзя: в устье реки стоял Псков. В деревни заходить было не велено, мы вброд перебрались через Пскову, пошли по лесистому правому берегу.

К Пскову вышли вечером. Сначала показалось, что на холмах раскинулся белый лес: крепостные башни и церкви светлели, будто оснеженные ели, а крепостная стена казалась высоким снежным валом…

Стемнело, и город стал похож на хмурый еловый бор. Мы прибавили шагу и вскоре оказались около крепостных стен. Били осадные пушки, темноту пробивали огненные снопы вспышек, в поле горели костры, в городе пылали дома.

Возле черных пушек суетились пушкари. Это были шведы. В страхе мы легли в траву, поползли…

5

— И все? — тревожно спросила Зина.

— Пока все… Нужно ехать в Псков, идти в древлехранилище, читать старые книги, узнавать…

— И опять уезжаешь… — вздохнула Зина. — Расстаемся и расстаемся… Знаешь, когда нас в неметчину уводили, я была маленькая, но все поняла… Что Родину больше не увижу, что мать не увижу… Наверное, и умереть не так страшно. И все время теперь вспоминаю, как нас уводили. Ладно, поезжай… Ведь ненадолго, вернешься скоро. Хочешь, провожу тебя на станцию?

Уходить не хотелось, я обнял Зину и впервые поцеловал взрослую.

Уехал я ночным поездом, через два часа был в Пскове. От вокзала до центра быстро дошел пешком.