Фантастические создания - [22]

— Почему? — шумно сглотнув, поинтересовался Зебедия Т. Кроукоростл.

Огастес ДваПера Маккой вздохнул.

— Я нашел страницу в анналах, — сказал он, — но ее выжгло, а потом в клубе началась полная неразбериха.

— А вы едите светлячков из пакета, — сказала Холлиберри БезПера Маккой. — Я заметила.

— Совершенно верно, мисс, — кивнул Зебедия Т. Кроукоростл.

— А ты помнишь ту смуту, Кроукоростл? — спросил Огастес.

— Разумеется. — Кроукоростл важно кивнул. — И тебя тоже помню. Тогда тебе было столько же, сколько юной Холлиберри сейчас. Что же до смуты, то вот она есть, а вот ее нет. Это как закат и рассвет.

В тот же день ближе к вечеру Джеки Ньюхаус и профессор Мандалай нашли Кроукоростла за железнодорожной насыпью. Тот жарил что-то в консервной банке над угольным костерком.

— Что готовишь, Кроукоростл? — спросил Джеки Ньюхаус.

— Еще угля, — сказал Кроукоростл. — Очищает кровь, возвышает дух.

На дне банки дымились почерневшие щепки липы и гикори.

— И что, ты будешь это есть, Кроукоростл? — спросил профессор Мандалай.

Вместо ответа Кроукоростл лизнул пальцы и выудил из банки уголек. Тот шипел и плевался в его хватке.

— Хороший фокус, — признал профессор Мандалай. — У огнеглотателей научился?

Кроукоростл закинул уголек в рот и разжевал старыми кривыми зубами.

— У них, — сказал он. — У них.

Джеки Ньюхаус откашлялся.

— Я хотел бы признаться, — сказал он, — что у нас с профессором Мандалаем весьма дурные предчувствия касательно предстоящего путешествия.

Кроукоростл дожевал уголь.

— Слегка остыло, — сказал он. Вынув из костра ветку, он откусил ее огненно-оранжевый кончик. — Так-то лучше.

— Это иллюзия, — сказал Джеки Ньюхаус.

— Ничего подобного, — строго возразил Зебедия Т. Кроукоростл. — Это колючий вяз.

— У меня очень дурные предчувствия, — продолжал Джеки Ньюхаус. — Мне от предков достался развитый инстинкт самосохранения — тот самый, что заставлял их трястись на крыше или прятаться под водой, в каком-то шаге от служителей закона и благородных господ, у которых имелись оружие и причины для недовольства, — и этот инстинкт твердит, что мне лучше не ехать в Жартаун.

— Я преподаватель, — сказал профессор Мандалай, — а посему лишен столь развитых чувств, какие присущи людям, коим не выпадало проставлять оценки в контрольных, да благословят их небеса, даже не читая. И все же я нахожу нашу затею чрезвычайно подозрительной. Если жар-птица так вкусна, почему я о ней раньше не слышал?

— Да слышал, старина. Слышал, — сказал Зебедия Т. Кроукоростл.

— К тому же я великолепно разбираюсь в географической науке, от Талсы, штат Оклахома, до Тимбукту, — продолжал профессор. — Но ни в одной книге я не встречал упоминания о Жартауне в Каире.

— Упоминания? Ты же сам это преподавал, — отозвался Кроукоростл, поливая дымящийся кусок угля острым перечным соусом и отправляя его в рот.

— Я не верю, что ты правда их ешь, — произнес Джеки Ньюхаус. — Но мне даже наблюдать за этим фокусом неуютно. Видимо, мне пора.

И он ушел. Профессор Мандалай ушел вместе с ним: человек этот был так сер и призрачен, что его присутствие всегда находилось под большим вопросом.

В предрассветный час Вирджиния Бут споткнулась о Зебедию Т. Кроукоростла, отдыхавшего под дверью. Она возвращалась из ресторана, о котором надо было написать отзыв. Вышла из такси, споткнулась о Кроукоростла и растянулась. Приземлилась поблизости.

— Ух ты, — сказала она. — Ничего себе полет, а?

— Именно так, Вирджиния, — согласился Зебедия Т. Кроукоростл. — У тебя, часом, не найдется спичек?

— Спичек? Да, где-то были. — Она принялась рыться в сумочке, очень большой и очень коричневой. — Вот, нашла.

Зебедия Т. Кроукоростл извлек бутылочку пурпурного метанола и перелил его в пластиковую чашку.

— Метиловый? — удивилась Вирджиния Бут. — Зебби, я как-то не думала, что ты любитель метилового спирта.

— А я и не, — сказал Кроукоростл. — Паршивая штука. Гноит кишки и убивает вкусовые сосочки. Но в это время суток проблематично найти другую горючую жидкость.

Он зажег спичку и поднес ее к жидкости, по которой тут же побежало дерганое пламя. Потом съел спичку, сполоснул горло горящим спиртом и изрыгнул сноп пламени, испепелив газету, случайно попавшую в сектор обстрела.

— Корости, — сказала Вирджиния Бут, — так и убиться недолго.

Зебедия Т. Кроукоростл ухмыльнулся.

— Я ведь не пью его, — сказал он. — Только булькаю и выплевываю.

— Играешь с огнем.

— Только так я понимаю, что еще жив, — сказал Зебедия Т. Кроукоростл.

— О, Зеб! Я волнуюсь. Я так волнуюсь. Как думаешь, какой вкус у жар-птицы?

— Богаче перепела, сочнее индейки, жирнее устрицы, тоньше утки, — сказал Зебедия Т. Кроукоростл. — Попробовав раз, не забудешь.

— Мы едем в Египет, — сказала она. — Я никогда не была в Египте. — И добавила: — А где ты будешь спать?

Он поперхнулся, и легкий кашель сотряс его ветхое тело.

— Староват я стал ночевать в подъездах и по канавам, — сказал он. — Но у меня есть гордость.

— Ну, — сказала она, — можешь спать у меня на диване.

— Не то чтобы я не был тебе благодарен за предложение, — ответил он, — но на вокзале у меня есть именная скамья.

Он оттолкнулся от стены и величественно уковылял прочь.