Фантастические поэмы и сказки - [3]

Как ударила

                        соль

в сахарную

                  антресоль!

Как повылетел

                            хрен —

шоколады

                     дали крен!

А горчица

                  горячится:

— Эх!

           Не грех —

бей в мускатный орех!

Кондитерша

                кубарем,

блещет

             нижним бельем.

Ну-ка,

       уксус откупорим,

обольем,

               обольем!

Налетают,

                  налетают

стаи перца

                  на туман,

тают,

        тают,

                тают,

                            тают

шоколадные дома…

И сахарная жижица

льется

              и движется.

5

Глава, написанная к сведению библиотекаря. Что читали Пушкин и Чуковский?

Странной силою ведомый, я вошел в гусиный домик.

За столом и чашей пунша, в свете карточной игры,

под тик-так часов-кукушки ждали Андерсен и Пушкин,

Гофман, Киплинг и Чуковский, Кот Мурлыка, Буш и Гримм.

И сказал Чуковский: «Сядьте! Мальчик Сеня, ты — читатель,

и, конечно, как читатель, без завистливых затей,

ты рассудишь, ты научишь, кто из нас, сидящих, лучше

пишет сказки для детей!»

Тихо

           и нерадостно

начал сказку

           Андерсен —

маленький,

           ледащенький

                    седой старичок:

«Лежали вместе

           в ящике

Мяч и Волчок.

— Души я

           в вас не чаю,

люблю вас горячо…

Давайте повенчаемся…—

           Мячу

                  жужжит Волчок.

Но,

      гордостью наполненный,

Мячик говорит:

— Я с Соловьем

помолвлена,

он — мой фаворит.

Ему отдам

       невинность я! —

Наутро

           Мяч исчез,

Волчок

           не в силах вынести…

Прощайте,

           жизнь и честь!

Прошло

           немало времени,

но жег

           любовный яд…

— Наверно,

           забеременел

Мяч

           от Соловья.

Я видел

           на „ex-librise“

Соловья в очках… —

Тут мальчик

                    взял

                         и выбросил

через окно Волчка.

Истерзанный,

           искусанный,

с обломанным плечом,

Волчок

           в клоаке мусорной

встретился

           с Мячом.

— Любимый мой!

           Согласна я

стать

           твоей женой!..

(Сама ж

           ужасно грязная,

с дыркой

           выжженной.)

Волчок

           ответил,

                        сплюнувши:

— Я был

            когда-то

                        юношей,

теперь же

           поостыл, —

иная ситуация…

К тому ж

           решил остаться я

навеки

           холостым!..»

Тих

           и нерадостен,

кончил сказку

           Андерсен,

и совсем

           иначе

Афанасьев

           начал:

«В дальнем

           государстве,

в тридесятом

           царстве,

у того

           царя Додона,

у Великого Дона,

что и

           моря синевей,

было

           трое сыновей.

Вот идет

           первый сын

мимо

           черных лесин,

а ему навстречу —

           ишь как! —

лезет мышка-норышка,

куковушка-куку́шка,

           и лягушка-ква́кушка

из озерных глубин:

           ква-

                    кум-

                          бинь…

А за ними

           кыш —

По-Лугу-Поскоки́ш,

           а за ними

                      вишь? —

Я Всех-Вас-Дави́шь.

Лесиная

           царевна

Лиса

           Патрикевна,

из сосновых

           капищ —

Михаил

           Потапыч,

и фыркает

           кофейником

Кот

           Котофейников».

Тут промолвил Сеня нежно: «Это ж длится бесконечно,

это старо, длинно, скучно, ну, а я весьма спешу».

«Погодите! — крикнул Гофман. — Пусть на миг утихнет гомон,

и прочту, что я пишу:

„В тысяча восемьсот (звездочки) году

в Городке Aachenwinde

жил Советник fon der Kinder,

ростом с Какаду.

Знали Жители

           давно:

был der Kinder

           Колдуном.

Ночью Дом

           стоял вверх Дном,

и стоял

           у Входа

                        Гном.

И была

           у Колдуна

дочка малая

           одна —

Kleine Anchen,

           kleine Anchen,

kleine Tochter

           Колдуна.

И скажу я вам — она

в Виртуоза

                   влюблена.

Herr

           Amandus Zappelbaum,

вами

           занята она.

Хочет

          Anchen

                      под венец,

просит Папу

                      наконец:

— Herr

           Коммерции Советник,

уважаемый Отец,

я люблю

             Amandusʼa

                            Zappalbaumʼa.

Если я

             не выйду замуж,

то лишу себя

                      Ума!

Как завоет

           Fon der Kinder:

           — Эти Глупости

           откинь ты,

Ты уже

           помолвлена

с грозным Духом

           молнийным

Choriambofaxʼoм!

Вытри Слезы,

           Плакса! —

И себя он

           хлопнул по Лбу,

взял, открыл

           большую Колбу,

вынул Пробку

           Дым пошел,

синий,

           складчатый,

                              как Шелк“».

— Погоди, товарищ Гофман, не довольно ли стихов нам.

Нет ли здесь у вас «Известий»? Очень хочется прочесть.

Не о том, что вы соврете, а статей и сводок вроде:

«Рабселькор, возврат семссуды, резолюцию, протест…»

Врать постыдно и бестактно. Мы стоим на страже факта,

здесь наш пост и наша вахта (что рабочим до Камен?).

Пыль цветистой лжи рассейте, обоснуйтесь при газете,

где (хотите — поглазейте!) что́ ни слово — документ.

Лишь раздался звук «газету» — дым пошел по кабинету,

зашептали сказотворцы:

— Брик! Брик!

— Бог избавь! —

И во время речи Сени сквозь трубу исчезли тени,

стало ровным сновиденье и растаяла изба.