Фантасмагория смерти - [56]

Она на секунду замолчала, а потом ее голос зазвенел так, что его услышали и на самых дальних рядах зала суда: «Да, я совершенно самостоятельно решила убить одного негодяя, который уже уничтожил тысячи невинных людей и уничтожил бы их еще больше. Франция сейчас, как никогда, нуждается в покое, но этот человек, больше похожий на зверя, никогда не даст ей столь желанного умиротворения. Я всегда стояла за идеалы революции; мною двигала только жажда справедливости».

После этих слов Шарлотты было решено прекратить допрос, ибо в этом больше не было никакого смысла. Свою вину она признала сразу и без принуждения. Тем более она обладала невероятным самообладанием, которому мог бы позавидовать любой мужчина. Монтанэ умолк, но зато вмешался обвинитель Фукье-Тенвиль, имевший опыт в подобных судебных разбирательствах. Отвратительный и хитрый, чем-то неуловимо напоминающий хорька, быть может, своими узкими, нехорошо поблескивавшими глазами, судья решил, как это часто проделывал ранее, попытаться вывести девушку из состояния безмятежного равновесия. Как и всякий хорек, он любил грязь и пытался разыскать ее в любом деле.

Его скрипучий голос, сопровождаемый злобным смехом, показался Шарлотте невероятно отвратительным и глумливым. «Сколько детей ты имеешь?» – спросил он ядовито, заметив, что бледные щеки девушки сразу порозовели от стыда, однако ее голос оставался по-прежнему спокойным и почти безразличным. «Я не замужем», – презрительно откликнулась она. Тенвилю ничего не оставалось, как отойти ни с чем на свое место.

Последним выступал адвокат Шарлотты Корде Шово де ля Гард. К этому времени он уже успел получить от присяжных сразу две записки, в одной из которых ему прямо предлагали побольше молчать, «чтобы прожить подольше», а во второй говорилось о том, что для него будет лучшим выходом настоять на психическом заболевании подзащитной. Тем не менее Шово не принял во внимание как первую, так и вторую записку. Его речь прозвучала кратко, но ярко. Он нисколько не унизил ни Шарлотту, ни себя самого, объективно и с большим уважением говоря о девушке, решившейся на убийство тирана.

«Вы видите, господа, что моя подзащитная спокойно признается в совершенном ею преступлении. Она со всей ответственностью заявила, что ее решение являлось глубоко продуманным и взвешенным. Вы не можете не признать, что гражданка Шарлотта Корде далека от того, чтобы искать самооправдания. В связи с этим, господа присяжные заседатели, нет и надобности в специальной защите, ибо в словах гражданки Корде и находится ее оправдание. На ее лице ясно читается печать самоотреченности и полнейшего спокойствия, хотя она прекрасно знает о близкой смерти.

Поскольку вы знаете, что желание жить является главнейшим для любого человеческого существа, то можно признать: факт убийства в данном случае представляется следствием политического фанатизма, ибо только истинные фанатики способны столь же хладнокровно брать в руки оружие, и истории известно много подобных примеров. Таким образом, вам, господа присяжные, придется сейчас решать вопрос исключительно морального свойства. Вопрос лишь в том, что имеет больший вес для правосудия – мораль или характер преступления».

Естественно, что суд присяжных признал гражданку Корде виновной в убийстве, а Фукье-Тенвиль с чувством удовлетворения огласил смертный приговор.

Осужденную перевели в тюрьму Консьержери, где обычно содержались люди, приговоренные к смерти на гильотине. Ей даже были предложены услуги священника, но, учтиво поблагодарив тюремщиков, Шарлотта сказала, что не испытывает нужды молиться и в священнике не нуждается. То немногое время, оставшееся ей, она предпочла провести в компании художника Оэра, написавшего ее портрет. Сеанс рисования продолжался всего полчаса. Шарлотта, казалось, совершенно не думала о близкой смерти и спокойно, с явным удовольствием беседовала с живописцем.

Когда же дверь в камеру отворилась, а в проеме появился палач Сансон, Шарлотта всего лишь высказала легкое удивление: неужели время пролетело так незаметно? Она нисколько не испугалась, увидев в руках палача красное платье (в такое обычно одевали приговоренных к казни убийц). Шарлотта сняла с головы чепец, чтобы Сансон смог срезать ее длинные роскошные волосы, но перед этим сама взяла в руки ножницы, отрезала одну из прядей и подарила на память художнику.

Сансон взял веревку, чтобы связать ей руки за спиной. При этом Шарлотта попросила позволения надеть перчатки, сказав, что ее запястья изуродованы многочисленными ссадинами, сделанными веревкой, которой ей скручивала руки прислуга Марата. Сансон, однако, заметил, что в перчатках нет никакой необходимости, ибо, имея долгий опыт работы палачом, он умеет связывать руки таким образом, чтобы не причинять осужденным ни малейшей боли.

Тогда Шарлотта не стала настаивать на перчатках, доверчиво протянув ему ладони, и с улыбкой сказала Сансону: «Пусть ваши руки кажутся грубыми, но я благодарна вам за все, потому что именно вы приближаете момент моего бессмертия».

В сопровождении Сансона девушка вышла на тюремный двор, где ее уже ожидала повозка. Палач помог ей взойти на повозку и любезно предложил стул, однако Шарлотта предпочла проделать весь путь стоя. Она хотела лишний раз показать, что не боится угроз толпы, ибо осознает, что совершила по-настоящему патриотический поступок.