Фантасмагория смерти - [41]
Здесь же присутствовал все тот же гнусный слесарь Гамен. У него имелась скромная просьба к правительству: ему срочно требуется поправить здоровье, значительно пошатнувшееся после изготовления пресловутого железного шкафа. Дело в том, что, как заявил Гамен, едва шкаф был закончен, как король предложил ему стакан вина, который слесарь немедленно осушил и едва не погиб от расстройства желудка, в связи с чем сей вероломный человек сделал заключение, будто его хотели отравить. Возникает, правда, при этом естественный вопрос: почему же достойный Гамен до сих пор жив, если уж низложенный монарх поставил себе цель умертвить своего учителя? Ответ у слесаря был уже готов: он излечился, свое-временно приняв рвотное. Однако теперь у него проблемы: с тех пор доблестный патриот Гамен не может содержать семью, поскольку его здоровье значительно расстроено и, видимо, окончательно.
Республиканское правительство, отличавшееся гуманизмом по отношению к изменникам, немедленно откликнулось на просьбу пострадавшего от монархического произвола слесаря. Ему была назначена пенсия в 1200 франков, а заодно дан «лестный отзыв»: еще бы, ведь его предательство стало истинной находкой!
Теперь уже суд стал делом, решенным окончательно. Но что бы ни говорили на нем, сколько бы страстных и правильных слов ни произносили, его девизом можно было бы назвать известную истину о том, что платит всегда проигравший, а Людовик проиграл окончательно и бесповоротно. Робеспьер в своей речи заявил, что в случае решения судьбы тирана понятие «закон» вообще неуместно. «Главное, – заявил он, – наше право, потому что мы – сила». Эти слова привели буквально в экстаз всех якобинцев. Им именно это и требовалось: идти напролом, невзирая на пространные рассуждения о международном праве и общественных договорах. К чему все эти силлогические тонкости, если все равно данное дело не укладывается ни в какую старую идеологию, если прежние формулы лишь трещат по швам в периоды глобальных перемен, от которых регулярно страдает несчастное человечество.
И вот на 11 декабря 1792 года назначили первое заседание суда, на которое король был доставлен под мелким моросящим дождем, в карете зеленого цвета, в сопровождении парижского мэра Шамбона, кавалерии, коменданта Сантера и даже пушек. Людовик должен был пройти через Вандомскую площадь к залу Манежа, чтобы подвергнуться допросу и узнать, каков обвинительный акт. Теперь уже многим стало ясно, что близок конец всем многочисленным перемещениям и переездам бедного Людовика. Ему остается только запастись терпением и ждать, однако терпение всегда являлось одной из главных добродетелей этого злосчастного монарха.
Посреди полнейшего молчания Людовик вошел в зал Конвента, поддерживаемый Сантером под руку. Ему, однако, вовсе не страшно, а скорее интересно. Он с любопытством оглядел собрание, желая понять, что это за Конвент и действительно ли он напоминает парламент. С того времени, как король был здесь в последний раз, прошло довольно много времени, и перемены действительно произошли разительные. Еще 2 года назад Людовика встречали здесь посреди расстеленного бархата с золотыми лилиями, и присутствующие при его появлении вскакивали с мест, клялись в верности, а вместе с ними выражала верность монарху вся Франция.
Теперь все это в прошлом, а председатель собрания Барер сухо смотрит на вошедшего, сжимая в руках лист с 57 вопросами, и говорит, почти не глядя на подсудимого: «Людовик, вы можете сесть». И король садится в то же самое кресло, что и 2 года назад; даже обивка на нем не изменилась. Нет только танцев и фейерверков, что были раньше. Пожалуй, только дерево и осталось прежним, и Людовик садится спокойно. Он действительно спокоен, о чем говорит и выражение его лица. Безусловно, так же безоблачны и его мысли; ему не в чем упрекнуть себя.
Далее Барер начал зачитывать свои 57 вопросов; практически все они касались писем, обнаруженных в «железном шкафу» предателя Гамена. Эти 57 вопросов, которые впоследствии превратились в 162, достаточно скучны, и их суть можно кратко сформулировать приблизительно следующим образом: «Бывший король, ты виновен в том, что думал и действовал таким образом, будто продолжал считать себя монархом. Во всяком случае, найденные документы свидетельствуют именно об этом». Насколько скучны задаваемые королю вопросы, настолько же бесцветны и его ответы: они ограничиваются либо «да», либо «нет», причем последнее – чаще. Например, «Этого документа я не признаю», «Виновным себя не считаю», «Я действовал согласно закону» и т. д. Когда же все эти нудные вопросы были наконец исчерпаны, Барер по-прежнему сухо проговорил: «Людовик, а теперь я приглашаю вас удалиться».
Король удалился в соседнюю комнату в сопровождении эскорта муниципалитета. Здесь он решился обратиться к Шометту с просьбой о защитнике. Вместо прямого ответа на вопрос Шометт предложил Людовику немного подкрепиться и взял кусок хлеба. Король сначала отказался, однако Шометт ел с таким аппетитом, а Людовик в этот день почти ничего не ел (что неудивительно, когда тебе предстоит суд, да еще под непрерывный рокот барабанного боя), а потому согласился на предложение доблестного патриота.
