Фаншетта, или Сад Надежды - [2]
Что же касается судьи… Девочке хотелось только одного: не думать о нем, не чувствовать нарастающую с каждым шагом тревогу. Наверно, судья, как и эта женщина, — из тех людей, «которые не понимают»… Все человечество делилось для Фаншетты на две части, причем ни возраст, ни положение в обществе не принимались в расчет. Были, во-первых, «те, кто понимают»: с этими людьми жилось хорошо, если даже они и встречались на твоем пути случайно и ненадолго. Весь остальной мир состоял из «людей, которые не понимают»: этим, право же, не стоит и пытаться объяснить то, что делается у тебя в голове или в сердце. Мудрость заключается в том, чтобы жить, причиняя им как можно меньше беспокойства, стараясь, чтобы они забыли о твоем существовании. Только тогда они, может быть, оставят тебя в покое.
Так рассуждала Фаншетта, и мужество покидало ее с каждым шагом. А небо, ослепительно синее, несло людям надежду, и чайки, кружа каруселью, пронзительными криками приветствовали неожиданно вернувшуюся небесную синеву.
Как только Фаншетта очутилась перед Дворцом правосудия, как только осталась позади монументальная позолоченная решетка ограды, девочка заметила, что у нее вспотели руки. Она почувствовала, что если сейчас же, сию минуту, не сядет, то непременно упадет — все равно где: здесь, посреди двора, или на ступеньках, ведущих к дверям. Ноги ее словно вдруг стали ватными и отказывались служить.
— Мадам… — прошептала она очень тихо, и капли пота выступили на ее смертельно бледном лице. — Мадам…
Но дама в сером не услышала ее слишком тихого голоса, она торопилась скорее пройти в контору, сдать документы.
И Фаншетта осталась стоять неподвижно, одна, жалкая, потерянная, точно вся тяжесть человеческого горя легла на ее плечи. Еще никогда не чувствовала она себя такой ужасно одинокой, как в шумной толпе, которая суетилась вокруг, не замечая ее.
«Я не смогу разыскать судью… Это ужасно! Он подумает, что я не хочу идти к нему, и стража схватит меня и бросит в темницу Консьержери… Господи! А дама в сером очень, очень рассердится и сейчас же напишет рапорт…»
Но дама в сером не появлялась, зато со ступенек крыльца к Фаншетте спустилась добрая фея. Эта добрая фея носила черное адвокатское платье, и у нее были коротко подстриженные, как у мальчишки, волосы. Она подошла к Фаншетте и, улыбаясь, поглядела на нее ласково и встревоженно:
— Что с тобой, девочка? Вот уже несколько минут, как я за тобой наблюдаю… Ты, наверно, плохо себя почувствовала? Хочешь, я отведу тебя к швейцару?
— Нет-нет!.. Спасибо, мадемуазель, сейчас пройдет… Мне уже… мне уже гораздо лучше, — уверяла Фаншетта, действительно успокаиваясь под внимательным, дружелюбным взглядом карих глаз, пристально на нее глядевших.
Карие глаза заглянули в серые глаза девочки, словно желая передать ей частицу своей собственной жизненной силы. Этот молодой адвокат, конечно, из тех, «кто понимает», это точно!
— Вот возьми, съешь драже. Возьми все, что у меня сейчас в кармане, — продолжала женщина. — Даже если ты их не любишь, все равно съешь-ка целую пригоршню. Они очень помогают. Ты почувствуешь себя бодрее и телом и душой… До свидания, девочка! Мне кажется, тебя разыскивает дама в сером…
Добрая фея умчалась, неся свои папки под мышкой, а Фаншетта, немного успокоенная, подошла к даме в сером, у которой с каждой минутой все больше и больше портилось настроение.
— Куда же ты опять пропала? Почему ты не пошла за мной? А еще кажешься такой тихоней!.. Я теперь не удивляюсь, что ты три раза пыталась убежать. Ну, будем надеяться, судья сумеет наказать тебя так, чтобы отбить охоту к рецидиву…
«Рецидив… Я — рецидивистка… Это правда! Мне столько об этом твердили, и все на свете уже это знают. Наверно, из всех дел, какие здесь будут сегодня утром рассматривать, мое дело самое ужасное…»
Так с глубокой горечью думала девочка, в то время как спутница увлекала ее к лестнице, ведущей в самые недра Дворца правосудия.
— Сядь здесь. И, главное, не двигайся с места, пока тебя не позовут.
Не совсем понимая, как это произошло, Фаншетта очутилась в глубине темного подвала, где на каменной скамейке еще четыре девочки, кроме нее, ожидали своей очереди.
Одна из них молча плакала, уткнувшись носом в стену, и время от времени принималась энергично и шумно сопеть. Две ее соседки без умолку болтали — впрочем, это была слишком уж оживленная, неестественная болтовня. Что касается четвертой, самой старшей на вид, — она свысока, сухо поглядывала на трех младших девочек, явно не представлявших для нее никакого интереса.
Фаншетта прислонилась к темной стене и закрыла глаза, на минуту почувствовав полное равнодушие ко всему на свете. Но стена была такой холодной, что девочка быстро пришла в себя. Тут она вспомнила женщину-адвоката и машинально вынула из кармана коробочку с конфетами. Теплое чувство дружбы согрело ее сердце. Эта незнакомка была так добра к ней… Есть же ведь и такие люди!
Когда Фаншетта раскрыла глаза, взгляд ее встретился со взглядом взрослой девочки, внимательно наблюдавшей за ней. Фаншетта предложила ей драже, всем остальным — тоже. Каждая согласилась взять, даже та, что плакала. Потом старшая, картавя, заговорила протяжным голосом:
