Но нельзя - это жуткий секрет и самое большое недоумение, роковая тайна, загадка, которые он чувствовал, стали увлекать даже больше текущих научных интересов.
О том, что у него в разработке были образцы уже кем-то сделанных светодиодов и образцы полупроводниковых гетеролазеров кроме него знают только буквально четыре человека. Те кто работали в лаборатории, когда этот искуситель Воронов впервые принес маленькую детальку, которую он назвал лазером.
И никто больше. Мало того, кроме Анатолия, который и привез образцы, даже никто из КГБ или партийных работников самого высокого ранга не имел права и догадываться об их наличии. На случай непредвиденных осложнений он ему даже дал прямой номер телефона самого председателя КГБ Семичастного! И открыто сказано ничего такого не было, но сам факт, что несмотря на жуткую секретность не стали ни подписок брать, ни оформлять форму допуска, даже не заставили записывать результаты исследований только в пронумерованный, прошнурованный, опечатанной сургучем веревкой и сдавать все черновики, заставлял поежиться.
Выходило, что дело настолько экстраординарно секретное, что ради этой секретности даже не стали морочить голову бюрократией с неизбежным вовлечением слишком большого числа людей, которые были бы хоть отчасти, но в курсе.
Тогда два года назад он не только восхитился лазерной "игрушкой", ее невозможными качествами, КПД, но и испытал досаду, что оказывается, пока их держали на довольно скудном пайке, иностранные ученые уже далеко опередили их и достигли выдающихся результатов. О которых он ничего не слышал, что и не удивительно, впрочем, если они секретные. Да к тому же, как он думал сначала, иностранную лабораторию постигла печальная участь.
Что он теперь думал? Непонятно, но дело начинало попахивать мистикой.
Он припомнил слова этого... Воронова -- "Какое тут открытие? Эти образцы были изготовлены по сути в результате удачной ошибки, без какого-либо серьезного исследования. Согласитесь, от случайного результата до подтвержденной теорией промышленной технологии не близкий путь?"
Тогда он осторожно пообещал порядка полугода, чтобы разобраться. Наивный. С энтузиазмом Шуры Балаганова они тогда принялись точить образец. Выломали кристалл, всего за неделю дневок и ночевок в лаборатории сделали аж 28 слоев, которые засовывали с масс-спектрограф. Даже казалось, что 28 - это много. Брали с запасом. Что они делают чего-то не так можно было заподозрить уже после нескольких первых слоёв, но решили заняться вплотную теорией позже, после получения всех данных. Получилась полная чепуха. Они уничтожили ещё один образец лазера, прежде чем стало ясно насколько тонкий и точных техпроцесс использован. В итоге, полгода ушло только на то, чтобы в самых общих чертах суметь понять с чем они вообще имеют дело. И если бы не идея про квантовые точки, что пришла ему в голову после недель бесплодной работы... Они бы и сейчас без толку изучали образцы.
Ключевая мысль, после нее дело сдвинулось с мертвой точки, но большая куча дорогущего импортного оборудования была приобретена только для изучения этого гетеролазера, целую лабораторию, оснащенную по последнему слову техники, создали фактически только ради того, чтобы максимально точно понять конструкцию образца. Того, что они узнали, хватило бы на десятки диссертаций и работу немаленького НИИ.
Но и спустя год ни о каком повторении образцов лазера даже в единичных экземплярах в лаборатории еще не шло речи. Только-только сумели проработать теорию и завершить описание лазера. Впереди еще виднелись горы работы.
И тут случилось второе чудо, масштабами поменьше, но если вдуматься настолько же необъяснимое. Началось с того, что на них стал серьезно наседать Шокин, раздраженный полным "наличием отсутствия". За это время на них потратили колоссальные ресурсы, в том числе и инвалюту, буквально за золото кое-что закупали, а на выходе советская власть имела очень довольных ученых и нулевой практический результат, который был обещан еще давно.
Дело стало неприятно пахнуть и осложнялось тем, что ни про какие секретные образцы министр не знал и сообщать что-либо ему, как и любому другому, было строжайше запрещено.
Тогда он впервые напомнил о себе Воронову, который и заварил всю кашу. Тот как фокусник кроликов из шляпы и вытащил светодиоды. Интересно, что по-видимому, для директора Интела стало новостью, что в мире никому неизвестны желтые и зеленые светодиоды. И он еще что-то намекал на возможность достать голубые и белые!
Год даром не прошел. И накопленный теоретический багаж и уникальное оборудование позволили менее чем за месяц разобраться с яркими желтыми, зелеными и красными светодиодами, разработать технологию их производства. Причем конструкции их оказались таковы, что производство в перспективе выходило еще и дешёвым. Хотя, опять же, пришлось целые линии по производству полимеров закупать у капиталистов.
И вот теперь, еще через год, завод выдал первые партии светодиодов и оптронов. Посрамили капиталистов, продукция Монсанты, которая их опередила на месяц с промышленным выпуском тускловатых красных светодиодов не шла ни в какое сравнение с ярко светящимися да еще и разными цветами изделиями новейшего Ленинградского завода.
