Фанатка - [38]

— Папа очень старается закончить свою новую книгу, — сказал он, — поэтому… мысли у меня…

— Перепутываются? — подсказала умная шестилетняя дочь.

— Вот уж верно замечено, — Джулианна вслед за Кимберли перебралась на диван.

— Ну да, вроде того, — согласился Питер. — Скажем так: я рассеянный, потому что думаю о своем.

Кимберли оценивающе посмотрела на отца, наморщив лоб; морщинок образовалось не по годам много.

— А когда ты закончишь?

— Скоро, Тыковка.

— Когда «скоро»? — настаивала она.

— Тебе нужна точная дата?

— Ты всегда хорошо укладывался в сроки, — вставила Джулианна.

Четко обозначенные сроки Питер любил — в те времена, когда был газетным репортером. Даже те сроки, которые назначал себе сам. Они придавали четкость его довольно-таки неорганизованной жизни. Добавляли свет в конце туннеля, когда он писал рассказы… или роман. Без них этот туннель был бы темен и вечен, как путешествие к центру Земли. Или как дорога в ад.

— Ладно. Хм… — Он задумался, подсчитывая в уме, сколько глав еще нужно доделать, вставить кое-какие подробности, кое-что добавить к сюжету, затем прочитать последний раз все целиком, вылавливая опечатки. На полях газетной страницы Питер нацарапал несколько цифр, скроив гримасу комической задумчивости и насмешив этим Кимберли.

— Ну вот, согласно моим научным расчетам…

— Научным? — переспросила Джулианна.

— Папа, ты нарочно ведешь себя глупо, — указала Кимберли.

Он сохранил насколько мог серьезный вид:

— Я полагаю, что мы можем ожидать окончания этого безумия в следующую пятницу.

— Так скоро? — искренне удивилась Джулианна.

— Именно. Я почти закончил. Осталась всего пара глав, с которыми надо еще повозиться.

— И ты будешь готов ее отпустить? — спросила Джулианна с надеждой, имея в виду Анжелу.

— Да, — ответил он, как нечто само собой разумеющееся.

— Папа, ты обещаешь?

— Обещаю, Тыковка.

Тошнота

Он и в самом деле готов был отпустить свою героиню.

Моргнешь — и…

Окажешься один, за компьютером. Руки лежат неподвижно. Ярость движения, рабочая лихорадка, которую ощущали пальцы, стремление нажимать на клавиши, печатая имена — только лишь их имена — так, как он это делал, — все это давно улетучилось. Питер глядел в белый экран: пустая страница, обрамленная серой рамкой с иконками.

Моргнешь…

Он вспомнил про телефон. Звук-то выключен. Питер протянул руку и взял трубку, провел подушечкой большого пальца по кнопкам, словно от этого легкого прикосновения трубка могла пробудиться и заговорить голосом Дины. Пыталась ли Дина дозвониться еще раз? Питер посмотрел номера, с которых ему звонили. За последнее время — ни одного звонка. Даже звонок Дины не зарегистрирован. Возможно, Питер ответил на вызов слишком быстро. А может быть, ее ярость испугала тонкое устройство.

Снова включив звук, Питер положил трубку возле клавиатуры, слева от себя. Отвечая на звонок, он всегда брал трубку левой рукой. Так выйдет быстрее — если Дина вздумает позвонить ему снова.

Моргнешь…

Внезапно накатила тошнота.

На этот раз были лица.

Незнакомые — Питер никогда не видел этих людей. Они скорчились, присели, как будто на них вот-вот нападут. Чем-то сильно напуганы — страх был чертовски реален, из самой глубины их душ поднимались, вскипая, слезы, а на лицах застыли гримасы боли и ужаса — в этот миг они все как один осознали, что однажды умрут. Эти люди двигались — каждый по-своему, неестественно, неловко, спиной вперед. Однако же они понемногу выпрямлялись, расслаблялись, совершенно не ожидая того, что случится через мгновение. И всего-навсего ждали, когда сменится сигнал светофора.

Жирные буквы

За окном было темно, и витраж с изображением Девы Марии отражал свет монитора. В таком освещении Пресвятая Дева выглядела привлекательней. Почти как в интимном освещении бара. Время уже далеко за полночь, напряжение после тяжелого дня давно снято, и ты, крошка, слишком долго сидишь рядом со мной у стойки. Он не придет, ласточка. Тобою опять пренебрегли.

Стук в дверь был такой тихий, что Питер не услышал. Он и голос-то едва услыхал:

— Ты работал, и я не хотела тебя отвлекать, поэтому мы с Кимберли перехватили пиццу. Ты голодный?

Питер буквально умирал с голоду.

— Сколько времени? — спросил он.

— Почти восемь. Тебе приготовить что-нибудь?

Что угодно — он на все согласен, лишь бы поесть.

— Тебе не повредит ненадолго прерваться, — мягко заметила Джулианна.

— Да, — проговорил он, наконец обернувшись к жене. Ему хотелось рассказать ей всю правду, объяснить, попросить прощения. Заплакать. — Прерваться — это хорошо.

Что он станет делать, если она уйдет?

— Что, малыш? — спросила Джулианна. — У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать.

Как он станет без нее жить?

— Я только…

Он умолк — на столе зазвонил телефон.

Схватив трубку, Питер рявкнул:

— Алло! — И растерялся, потому что телефон продолжал звонить.

Джулианна тоже удивилась.

Они оба повернулись, когда на столе, возле принтера, ожил и громко пискнул факс. Питер им почти не пользовался, однако факс был запрограммирован на ответ после второго звонка. За писком последовало глухое гудение — машина всосала лист бумаги.

Встав на ноги, Питер нагнулся, с тревогой ожидая, что там такое пришло. Чувствуя, что рядом стоит Джулианна, он смотрел, как лист с текстом толчками вылезает наружу.